Дочери служанки - Сонсолес Онега

кое-какие события семьи, о которых он толком не знал. Она рассказала ему, что они отбыли в эмиграцию на похожем судне. Что Каталина тогда только что родилась, а Хайме был всего год. И что у родителей его отца, Густаво, было сахарное предприятие.

– Понятия не имею, что такое предприятие.

– Это огромная плантация. Твой отец унаследовал от твоего деда, дона Херонимо, плантацию в Сан-Ласаро под названием «Диана».

– Это тот сеньор, что на портрете в гостиной, – перебил мальчик.

– Он самый, – ответила мать. – Он умер на Кубе.

– Отец вернется когда-нибудь, чтобы я с ним познакомился?

– Конечно… – сказала донья Инес, хотя не была в этом убеждена. – Но не стоит устанавливать точную дату событий, которые мы не можем контролировать…

Леопольдо попросил мать вспомнить еще какие-нибудь семейные истории, и донья Инес рассказала ему все, что помнила сама. Без всяких прикрас она поведала о кубинских чудесах, о непрерывном солнце, об испанских колонистах и о своем отце, который был военным. А еще о донье Лоре, о ее попугаях и о многих других вещах.

– Мама, а почему мы делаем консервы? – вдруг спросил мальчик.

– Потому что их придумал Наполеон.

Оба засмеялись.

– Настанет день, когда Хайме, Каталина и ты унаследуете семейное дело. И потому очень важно учиться, много читать и много знать.

– Как Клара, которая знает все, хотя никогда не ходила в школу. Она тоже будет наследницей?

– Нет. Она – нет…

– Почему? – не унимался мальчик.

– Потому что наследуют только кровные родственники.

В этот момент донья Инес подумала о несправедливости судьбы.

Во время долгих прогулок по улицам Виго донья Инес убедилась в любознательности Леопольдо. Его интересовало все, а так как она ежедневно читала газеты, то знала и о последствиях Великой войны[46], и о голоде в Европе, и об обещаниях свободы и процветания, которые с громом и треском раздавались уже десять лет. Она довольно много знала о короле Альфонсо XIII и рассказывала, что он хотел учиться в Мадриде, чтобы познакомиться с писателями, драматургами и художниками. Если в тот момент рядом была Кларита, донья Инес покоряла ее своими знаниями, поскольку ясно представляла себе, где находятся Нью-Йорк, Рим или Париж, и свободно упоминали имена знаменитостей, которые появлялись на черно-белых страницах газет. С годами Клара стала спрашивать, кто такие Примо де Ривера[47], Муссолини или Гитлер.

Они любили эти воскресенья. Матери никогда не было так хорошо с Хайме и Каталиной. Может быть, из-за этого ей тяжело давалось отсутствие старших детей, ведь ей и так уже недоставало их отца, про которого она никогда не говорила плохо. Она подсчитала: прошло ни много ни мало тринадцать лет с тех пор, как она вернулась с Кубы, – вся жизнь Леопольдито. Она преуспела в делах и только тогда отдала себе отчет в том, сколько она всего преодолела и чего достигла, а ведь рядом с ней не было мужа и у нее не было нужных знаний, да и новых привязанностей, разве что дочь служанки.

Так что, пока годы труда уходили в прошлое, консервный завод «Светоч» разрастался и постепенно превратился в одно из самых преуспевающих предприятий южной Европы, конкурируя с производством морепродуктов на фабриках местных сеньоров.

И никто не был обижен, начиная с рабочих и заканчивая теми, кто всегда готов был наговорить на нее, бог знает что.

Никакого самолечения.

Никакой работы, если они приходили на завод, плохо себя чувствуя.

Они регулярно получали зарплату, а если заболевали, она вызывала на завод помощника доктора Кубедо, молодого врача с университетским образованием по имени Селестино. Точно так же было, если заболевал кто-то из ее близких.

Со временем она построила несколько бараков для недавно родивших работниц, которые не хотели возвращаться домой, где их ждали только голые доски и холод.

Ничто не происходит вдруг.

Наоборот.

Понадобились годы, чтобы поднять империю, и одного только капитала для этого было недостаточно. «Светоч» занимал все ее дни целиком, и бессонные ночи, и все лето без перерыва. Никто не знал этого лучше, чем служанки замка, которые видели, как она приходит около полуночи, и Клара, которая усвоила три вещи.

Не бывает славы без усилий.

Не заработать состояние без мучений.

Нет времени на любовь.

Последнее соображение подтвердилось в декабре 1920 года, накануне праздника Непорочного зачатия Девы Марии.

У разгрузочного мола, в час прибытия рыбы, произошло нечто необыкновенное, чего Клара и вообразить не могла.

Так всегда происходит, когда ничего такого не ждешь.

Судьбе было угодно, чтобы настала ее очередь принимать улов именно в тот день, когда она простудила горло, охрипла и не могла кричать. Как вдруг с палубы первого судна, которое начали разгружать, какой-то мужчина крикнул:

– Если бы я услышал этот голос, я бы тут же бросился навстречу со скоростью света!

Клара повернулась, и сердце ее затрепетало под фартуком.

– Ты забыла меня? – спросил Сельсо, широко улыбаясь. – Я Сельсо, – уточнил он, но его нелегко было узнать в матросской форме, перепачканной сверху донизу, и в полотняной шапочке на голове.

– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросила девушка, стараясь сдержать волнение.

– Служу матросом на флоте у трех сестер.

– Мне надо работать, Сельсо, – Клара показала на женщин, которые грузили корзины с рыбой, одну за другой без перерыва.

В самом деле, активность была бешеная, они работали быстро и ловко, не делая ошибок, чтобы не испортить свежий улов.

– Смотрю на тебя и не могу наглядеться, – сказал в ответ Сельсо, не обращая внимания на то, что щеки девушки вспыхнули.

Он спрыгнул с борта, чиркнул спичкой о камень и разжег трубку.

Стараясь не смотреть на него, Клара руководила разгрузкой; улучив момент, сказала, это всего лишь случайность, что он оказался именно на этом баркасе, а не на каком-то другом.

– На том самом, что привез рыбу для консервирования! – заключила она.

– Случайностей не бывает, Клара.

У Клары все внутри перевернулось, и это лишний раз подтверждало, что она прекрасно помнит его имя, и еще она убедилась: боль в груди, которую доктор Кубедо не стал диагностировать как болезнь любви, имела именно эту причину.

– Ну что же, тогда иди, работай.

– Да нет, это подождет, – добавила она, стараясь делать вид для работниц на моле, что ничего особенного не происходит.

– Ты в котором часу заканчиваешь? – спросил Сельсо.

– Здесь конкретного часа не бывает.

– Ты ночуешь на фабрике или как?

Клара чуть улыбнулась.

– Смотря когда.

Загудела сирена, и это означало, что матросы должны вернуться на борт.

– Ну вот. Мне нужно уходить.

Клара подошла к нему