Сестры Мао - Гэвин Маккри

– У меня есть несколько вопросов по поводу того подхода, который ты, похоже, используешь, – сказала мать. – Знаешь, Китай, маски…

– Ты волнуешься из-за масок? Или тебя беспокоит твоя игра?

– Из-за масок.

– Просто, честно говоря, тебе не стоит беспокоиться об игре, дорогая. Англичане всегда работали в основном с голосом. Для нас это вызов – задействовать все наше тело, как я просил. Эта проблема уходит корнями далеко в прошлое, к нашему обучению.

– Меня не волнует моя игра, Пол. Меня беспокоят все эти китайские штучки. В чем их смысл? Я имею в виду, если наша цель – радикальная трансформация театра, она не может быть результатом какой-то художественной прихоти. Мы очень близко подошли к шинуазри[17], разве нет? К тому виду культурного империализма, который мы должны презирать.

– Нет, нет, Алисса. Ты не должна…

Макс встал. Обошел стол и оперся на него.

– Ты не должна так думать. Наша цель – усвоить некоторые аспекты китайского подхода, верно, но для конкретно западных целей. Мы не пытаемся сделать подделку китайского искусства. Скорее, мы выделяем ряд приемов, используемых в китайском театре, и адаптируем их, развиваем.

– Послушай, Макс, – устало сказала мать, – я не пытаюсь подорвать твой авторитет. Я высокого мнения о тебе и твоей работе. Я просто не уверена, что твои мотивы исключительно эстетические. Твои политические симпатии к Китаю – не секрет.

– Это не секрет, Алисса, потому что я их не скрываю. Мы все здесь коммунисты, не так ли? Или, по крайней мере, должны ими быть. Мы все должны быть рады, что в мире есть место, где коммунизм не выродился. Это место – Китай. Я думаю, мы должны говорить об этом. Нет, кричать об этом!

Отец решительно кивнул головой и продолжил:

– Послушай, дорогая, я понимаю твою озабоченность. Мы, ты, я и Макс, принадлежим к тому поколению, для которого надеждой мира, квинтэссенцией революции был Советский Союз. Нам трудно представить, что его место может занять другая страна. Но поколение Дорис, Евы, Айрис не сможет считать Россию ориентиром, как считали мы. После всего произошедшего – нет. Им придется открыть свой разум другим образцам практической реализации коммунизма в разных уголках мира. Так что, может быть, и нам пора совершить скачок воображения. Отправиться за вдохновением в другие места. Возможно, это и есть тест на то, что значит быть революционером сегодня. – Ваша цель – возбудить общественное мнение против России? Потому что я думаю, что именно этого мы должны избегать, особенно сейчас, когда так много людей покидает партию.

Макс печально покачал головой:

– Наше намерение – не осудить Россию, Алисса. Совсем нет. Но ты права, я действительно вижу в Китае единственный выход из ужасной логики блоков, в которой мы застряли. Из этого двухлагерного представления об обществе: Америка против России.

Алисса сложила руки, стоя напротив него.

– На третий путь я не подписывалась, Макс. Когда мы с Полом впервые заговорили о создании этого театра, мы представляли, что на его фасаде будет висеть яркое знамя – красное, коммунистическое. И это значило, и думаю, значит до сих пор, дружбу с Россией. Если вы между собой выработали альтернативную позицию, то будет справедливо, если я, мы, вся труппа, узнаем, в чем она заключается.

Она вскинула подбородок в сторону Дорис.

– Не правда ли, Дорис?

Дорис указала ручкой на пространство между своими маленькими плоскими грудями:

– Я?

– Есть ли здесь кто-то еще с таким именем?

– Эм…

– Как ты относишься ко всему этому?

– Ну, я…

– Поставь себя на мое место. Если бы ты управляла театром, да еще играла в нем, разве тебе не хотелось бы получить некоторую ясность относительно политических взглядов, принятых на сцене и, похоже, вне ее?

Дорис медленно кивнула.

– Полагаю, если бы я была на твоем месте, да, я бы хотела знать.

– Спасибо, Дорис.

Алисса вытянула руку в сторону девушки, как бы представляя ее.

– Видите ли, даже…

– Лично я не понимаю, – встряла Дорис, – как использование китайских масок в спектакле может означать отказ от России. Они необходимы.

Ева перевела дыхание.

Алисса одарила Дорис натянутой улыбкой, затем повернулась на каблуках и медленно пошла к столу с едой, будто налить себе чего-нибудь. Вместо этого она стукнула кулаком по столу, отчего зазвенели все чашки.

– Идите все на хуй, – сказала она. – С меня хватит.

– Алисса, – сказал Макс, приближаясь к ней, – ты должна успокоиться.

– Не подходи ко мне, Макс, – сказала она, подняв раскрытую ладонь, чтобы остановить его. – Ни на шаг.

– Хорошо, хорошо, – сказал Макс, остановившись на месте.

– Просто скажи мне вот что, – продолжила она, – персонаж, которого я играю, эта китайская проститутка Лисинь. Что означает ее имя?

– Принятие нового, – сказал Макс.

– Верно. Знаешь, мне кажется, она и требует чего-то нового. Нового человека, который ее воплотит.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что я не буду играть ее.

– Что? Это главная роль! Я написал ее для тебя!

– Да что с вами, мужчинами, и с вашим увлечением проститутками? И почему мужчины, которые к ним не ходят, очарованы больше всего? Особенно квиры?

– Господи, Алисса, – сказал отец Евы, – возьми себя в руки. Послушай, что ты говоришь.

– Я говорю, что Лисинь – это роль, суть которой – сама борьба за роль, не так ли?

– Так можно сказать о любой великой роли, – сказал Макс.

– Ну, тогда я просто выйду и скажу это. Мне все равно, насколько велика роль, я не буду играть гребаную проститутку. Она мне не подходит, я ей не подхожу. Я хочу другую роль.

– О господи! – сказал отец. – Какую?

– Рассказчика, судью.

– Что? Нет, – сказал Макс, – это мужская роль.

– И что? У вас мужчины все время бегают в женских ночнушках.

– Это не одно и то же, – сказал отец.

– Я не говорю, что это одно и то же, – сказала Алисса. – Одного и того же вообще не существует.

– Ты серьезно? – спросил Макс. – Ты это обдумала?

– Да, я это обдумала.

Мать Евы отошла к окну, где в обрамлении пылающего белого дня она произнесла простые слова, которые должны были вызвать последнюю бурю:

– Я хочу быть судьей. И я стану судьей. И на этом все закончится.

– В таком случае…

Пока они спорили, Ева встала со своего места, подняла с пола маску своей матери и зашла с ней в актерское пространство. Все присутствующие повернули лица, чтобы посмотреть