Сестры Мао - Гэвин Маккри

в круге света, внимание толпы переместилось с обнаженной груди на ее ношу, а крики и свист сменились вздохами и тревожными возгласами. На плече у нее лежал металлический прут, какие используют в строительных лесах. С каждого конца прута свисали автомобильные двери среднего размера: на одной было нарисовано лицо де Голля, на другой – Линдона Джонсона. Сначала Ева подумала, что двери – бутафорские, из картона; напряжение на лице Дорис и в мышцах ее конечностей она приняла за притворство. Но когда Дорис двигалась к первой ступеньке конуса, ее колени подгибались под тяжестью ноши, и Ева поняла, что двери настоящие. Полотенце, лежащее на шее Дорис, нужно было, чтобы защитить плечи от давления прута.

– Это двери одной из заводских машин? – спросила Ева.

– Нет, – ответил Макс, не в силах скрыть своего восторга. – Посмотри на ржавчину. Окна разбиты. Они с баррикад в городе.

Дорис прошла перед конусом к ступеням на противоположной его стороне. Дверь машины с изображением де Голля повисла над краем крыши. Ева затаила дыхание: если бы Дорис оступилась, дверь упала бы на землю, возможно, прихватив с собой и ее.

Дорис быстро преодолела первые три ступеньки, а затем остановилась. Сделала вдох, надув щеки, выдохнула и поднялась на следующие две ступеньки. Снова пауза. По мере подъема ступеньки становились все уже, так что дальше она уже не могла держать прут перпендикулярно по отношению к конструкции. Постепенно, дюйм за дюймом, она медленно поворачивалась к зрителям, пока шест не стал смотреть в их сторону. Балансируя, она склонила вниз левую сторону прута в целях поднять его правую часть, чтобы передняя дверь не задела высоких ступеней. Ева наблюдала за этими манипуляциями с нарастающим беспокойством. Если бы Дорис потеряла опору, то, скорее всего, упала бы вниз и разбилась насмерть.

– Она сошла с ума, – сказала она.

– Вовсе нет, – сказал Макс. – Она здесь самый здравомыслящий человек.

В этой неудобной позе, морщась от напряжения, с мокрым от пота лбом, Дорис поднялась на последние ступеньки. Площадка на вершине конуса была не больше автомобильного колеса. Она поставила на нее правую ногу и стала ждать. Только когда уверилась, что сможет завершить действие, она подняла левую ногу и поставила ее рядом с правой. Оказавшись на вершине, она повернулась лицом к толпе. Двери, прикрепленные к пруту веревками, слегка раскачивались, и ей пришлось напрягать ноги, приседать и замирать, пока они не успокоились.

Половина толпы аплодировала Дорис, представленной на постаменте. Другая половина, которая к этому времени ополчилась против нее, насмехалась и издевалась.

– Что это за хрень? – кричал стоящий рядом маоист. – Упадничество. Порнография.

– Искусство, – сказал Макс себе под нос. – Будущее искусства.

Как только ее груз перестал раскачиваться, Дорис развернулась, чтобы спуститься по ступенькам с другой стороны конуса. Спуск был еще опаснее, потому что ей приходилось сопротивляться тяге передней двери вниз. Если бы она уступила ей хоть немного, та полетела бы к земле, а с ней упала бы и она. Спускаясь, Дорис касалась каждой ступеньки пальцами ног, словно проверяя температуру воды, прежде чем довериться ей.

За время, которое понадобилось ей, чтобы дойти до основания конуса, те из толпы, кто не воспринял ее враждебно, потеряли к ней интерес. Люди возвращались к своим компаниям и прежним разговорам.

– Это все, что она собирается сделать? – спросила Ева, оглядываясь по сторонам.

– Господи, Ева, – сказал Макс. – Перестань беспокоиться о том, что думают другие.

Спустившись на крышу, Дорис снова сделала паузу, глядя на свет. Ее кожа была ярко-красной и мокрой. Ева почувствовала желание забраться наверх, обнять ее, вытереть ей голову и сказать: «Можешь спускаться, все закончилось».

Но ничего еще не закончилось. Дорис направлялась к ступенькам, чтобы подняться по ним второй раз.

– О боже, – сказала Ева, – она идет снова.

– Ага, – ответил Макс.

– Она собирается продолжать?

– Думаю, до тех пор, пока сможет.

Группа рабочих, которые до этого скандировали футбольный гимн, теперь кричали:

– Брось их или съебись!

Некоторые студенты бросали через забор бутылки.

Альваро суетился вокруг бросавших бутылки, фотографируя их разъяренные лица.

– Почему он не снимает Дорис? – спросил Макс. – Он должен снимать Дорис.

– Он снимает зрителей. Разве они не часть всего этого?

Макс раздраженно поджал губы:

– Он не должен поощрять этих идиотов.

Из громкоговорителей разносился барабанный бой. На втором круге Дорис старалась идти в такт ритму, и ей это удавалось. Но на третьем и четвертом круге усталость заставила ее оставить всякую мысль о синхронности и следовать своему собственному ритму. Она ставила вперед то одну ногу, то, порой спустя целую минуту, другую.

Ева посмотрела на Макса.

– Что она будет делать, если выбьется из сил и не сможет идти дальше?

Макс прикусил большой палец:

– Я понятия не имею.

– Нет никакого плана?

– В ее работе есть только две вещи: отправная точка и исполнение. Никаких репетиций. Никаких предопределенных концовок.

– Но когда она поймет, что нужно остановиться?

– Она остановится, когда ее остановят.

– Мы?

– Или ее собственные пределы. Что бы ни случилось…

Сирены.

Крики.

Выстрелы в воздух.

Наконец появились флики.

Они напали сразу с двух сторон: сзади, чтобы согнать толпу на площадь перед воротами фабрики; и с востока, чтобы выдавить ее с площади на улицы к западу. Там бегущих студентов встретили фургоны, которые с визгом ворвались с перпендикулярных улиц и остановились на другой стороне дороги. Ловушка.

Когда в толпу врезались флики, по ней прокатилась волна. Люди вокруг Евы подались вперед. Чтобы не потерять Макса и Сайрила, она сцепилась с ними руками.

– Альви! – закричала она. – Я не вижу Альви!

Сильная волна отбросила Сайрила. Макс отпустил Еву, чтобы протиснуться дальше и схватить его. В Еву врезался какой-то человек, толкнув вперед. Чтобы не упасть под ноги толпе, она протянула руку, схватила стоявшего перед собой парня за армейскую куртку, потащив ее к земле.

– Макс!

– Не дай себя арестовать, Ева. Они тебя депортируют. И не ходи в больницы. Там тоже проверяют.

Сзади кто-то схватил ее за шею и бессмысленно закричал ей в ухо. Чтобы освободиться, она вцепилась зубами в голую кожу предплечья. Кружась на месте, она пыталась понять, что происходит. В том месте, где толпа поредела, она увидела нападающих фликов в развевающихся плащах. Некоторые студенты убегали, другие держали оборону.

Испуганная, боком она пробилась сквозь давку к ограждению. Под ногами чувствовала чью-то плоть. Ухватившись за прутья, она посмотрела на крышу фабрики.

Дорис не прекратила свое выступление. Прожектор по-прежнему горел, а она, как ни в чем не бывало, поднималась по ступеням конуса.

– Дорис! – крикнула Ева, но ее голос затерялся