Сестры Мао - Гэвин Маккри

– В таком случае, проститутку буду играть я, папа. Я покажу маме, как это делается.

Покачав головой и поворчав, отец подошел к ней, протягивая руку:

– Прекрати, Ева, это не игра. Дай мне э…

Мать оборвала его, повысив голос.

– Пол! Ради всего святого. Она просто чувствует себя обделенной. Позволь ей сделать это. Это займет всего минуту. Нам всем не помешает перерыв, не думаете?

Отец надул щеки:

– Ладно, ладно.

Ева встретилась взглядом с матерью, и между ними возникло понимание. Играя проститутку, мать делала, что хотела, а потому ничего не создавала. Теперь Ева делала только то, что могла, и поэтому добилась того, чего от нее требовалось.

Мать помогла ей надеть маску. Внутренняя сторона терлась о скулы. Когда она двигала губами, они прикасались к дереву. Дышать стало труднее. В пространство для носа проникали запахи мужчин.

Мать отошла и уступила ей место.

– Тебе нужен сценарий?

– Нет, я сама придумаю слова.

Стоя на желтой линии, Ева осознала, что на нее смотрят актеры. И Саймон, который вошел в комнату и стоял, упершись ногой в стену. И Дорис, усердно ведущая записи. И Макс, старый дорогой Макс, которого Ева, вероятно, хотела порадовать больше всех. Чего они ждали от нее? Проститутку, вот и все.

Вот она и вошла в этом образе.

Она двигала ногами.

И бедрами.

Она надела норковое пальто и туфли на высоких каблуках.

Дрожащими руками перед отверстиями для глаз она накрасила ресницы.

Но она чувствовала, что это никого не впечатляет.

Она убедилась в этом, оглядев лица.

Поэтому она переключилась.

Проникнуть внутрь. Найти чувство. Увидеть персонажа. Заставить его появиться. Прошлые наставления отца материализовались в ее теле в виде интенций, если не полностью сознательных мыслей. Нарисовать образ тела в пространстве. Замереть на долю секунды. Дать аудитории время, чтобы воспринять изображение. Сейчас, замерев, оживить персонажа. Затем завершить жест. Придать ему ритм, баланс. Избежать медлительности, претендующей на глубину. Но найти время, чтобы все закончить.

Выход.

Хотя она ожидала аплодисментов, стояла тишина.

Отец помог ей снять маску.

– Ну, любовь моя, это было, это было…

Она вытерла лоб, прижала ладони к щекам. Ее лицо изменилось, как будто оно претерпело метаморфозы, чтобы соответствовать маскировке, и теперь, словно привыкая к свободе, возвращалось к привычному состоянию. Как я должна выглядеть? – Как я выгляжу, пап?

С легкой гримасой она отмахнулась от встречной похвалы.

– Да, да, дорогая, ты была очень… как бы это сказать…

– Ты была великолепна, – сказала мать.

– Макс? – спросила Ева. – Что думаешь? В школе я занимаюсь в драматическом кружке. Я практиковалась.

– И это видно, милая, – сказал Макс. – Ты дала нам детали, нюансы. Поистине ты уловила психологию…

– Ха-ха…

Ева будто услышала выстрелы.

– Ха-ха-ха-ха.

Позади нее смеялась Айрис.

– Ха-ха-ха-ха-ха…

И она даже не пыталась это скрыть.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

Мысленно Ева отключилась, но в то же время она почувствовала, как ее тело перемещается по комнате и набрасывается на сестру.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

Это нужно было остановить. Нельзя было позволить этому продолжаться.

– Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

Но даже когда она пнула ногу Айрис и дернула ее за волосы, смех не прекратился. Он перерос в ужасный, истерический, беззвучный вой.

Она схватила Айрис за запястья и попыталась стащить ее с табурета, но Айрис сопротивлялась, упираясь ногами, откидываясь назад и раскидывая руки. Когда они боролись, их четыре руки превратились в две, похожие на движущиеся поршни машины. Они продолжали этот тихий танец – дыхание одной сливалось с дыханием другой, пока мать не встала между ними, не ударила их по рукам, оттолкнула Еву и в суматохе каким-то образом заняла ее положение, схватив Айрис за запястья и пытаясь сдержать ее движения, но у нее не получалось, поэтому в качестве последнего жеста, попытки вырваться она отбросила руки Айрис с такой силой, что Айрис пришлось потереть место удара.

Через мгновение Айрис расплакалась.

Ева наблюдала за происходящим в шаге от них.

Чуть дальше переводила дух мать.

В такт друг другу они дышали и смотрели.

И теперь между ними очутилась Дорис, девушка ее отца, которая, обняв Айрис, сказала Еве:

– Ты что, с ума сошла? Это может быть один из ее приступов!

И, позволив Айрис выплакаться у нее на груди, стала утешать:

– Все в порядке, цветочек. Все в порядке. Это пройдет. Вот так, так.

* * *

Бах!

Фейерверк. Одиночный взрыв над темным зданием завода «Рено» оставил в небе клубы серого дыма. Демонстранты, подумав, что это стреляет полиция, начали в панике разбегаться. Альваро чертил объективом камеры прямые линии в воздухе в поисках источника. Макс взял руку Евы и сжал ее: «Поехали».

Бах! Бах! Бах! Бах!

Друг за другом последовали еще четыре взрыва. Рабочие в здании фабрики прильнули к окнам. На крыше появилось еще больше людей. Участники марша, понимая, что сейчас что-то произойдет, повернулись к заводским воротам, заглядывали через ограждение, поднимались на носки, чтобы рассмотреть что-то за головами стоящих впереди. Повисла тревожная тишина, прошло десять, двадцать секунд, и тут ее нарушила музыка из скрытых динамиков, громкость которой медленно нарастала.

Классическая музыка.

Громче.

Хор.

Громче.

Поют мальчики.

Музыка становилась все громче и громче; она играла в темноте долгую минуту.

Студентов охватило беспокойство. Они чертыхались и шутили. Рабочие, сидевшие на земле у здания фабрики, начали скандировать.

– Что происходит, Макс? – спросила Ева.

– Молчи и смотри, – отозвался Макс.

Когда музыка достигла крещендо, ожила пара проекторов. Полотна, висевшие на фасаде фабрики, засветились ярко-белым светом.

Толпа возликовала: наконец хоть что-то.

Белый сменился вспышками серого и коричневого – четыре-три-два-один, – а затем начали воспроизводиться два отдельных фильма. Слева – кадры бомбардировки Вьетнама. Справа – беззвучное обучающее видео о том, как сделать коктейль Молотова. Это сопоставление вызвало предсказуемо двойственную реакцию. Когда американская бомба падала на вьетнамскую деревню, слышались свист и шипение. Когда самодельную бомбу испытывали на городской стене – смех и хлопки.

Примерно через три минуты под аплодисменты собравшихся фильмы одновременно закончились, и экраны вновь погасли. На смену музыке пришел однообразный механический стук. Включился прожектор, осветивший верхнюю часть здания. На крыше виднелась деревянная конструкция, похожая на поставленный вертикально мегафон. От основания конуса до вершины вела лестница.

Из темноты появилась женская фигура, которая встала у основания сооружения. Ее появление вызвало улюлюканье и свист со стороны рабочих, смех и крики – со стороны студентов: первым, что привлекло их внимание, была коричневая мешковина, диагонально подвязанная веревкой между ее грудей, одна из которых оставалась неприкрытой.

– Как я и думала, – сказала Ева.

– Тсс-с, – отозвался Макс. – Смотри.

Когда Дорис оказалась