В Одессу на майские. Некурортный роман - Ирина Викторовна Буторина

— Доктор, я не хочу вас обидеть, но нет ли у вас врача поопытнее, чем вы? — спросила она уже в ординаторской, куда привёл их доктор.

— Есть, конечно, — ответил откровенно обиженный доктор. — Самый лучший здесь врач — наша заведующая, Изабелла Авраамовна, но она сейчас недоступна.

— Как это недоступна? Доставим, только скажите, откуда, — заявил Григорий Иванович.

— У неё, как и у вас, горе. Вчера в Доме профсоюзов погиб её сын, Марк. Парень учился в Морской Академии.

— Марика убили? — воскликнул ошарашенный отец Саши. — Два друга — Сашка мой и Марик — погибли? Как же это? Им же по девятнадцать всего было!

— Да, погиб. Его родители сразу нашли, ещё у Дома профсоюзов. Его затоптала толпа на площади, видимо, в одно время с вашим Петей. Он успел позвонить отцу, что сидит в Доме, родители кинулись туда, обрывали телефоны милиции, деньги омоновцам в руки совали, чтобы те спасли их сына, но никто не решился, пока команду не получили на штурм. Изабелла Авраамовна в шоке. Звонила, говорит, завтра похороны.

— Надо их рядом похоронить, — загорелся Сашин отец, — вместе сражались за правду, вместе и полегли.

Сказал и вдруг зарыдал по-мужски, громко и страшно. Потом, решительно вытерев слезы, сказал:

— Поехали, тебя отвезу, Сашку похороню, а там… Я знаю, что надо делать.

Всю дорогу, пока они ехали на вокзал, Григорий Иванович как в бреду повторял:

— Я вам этого не прощу, не надейтесь, сучьи дети. Я знаю, что делать, я знаю.

Ира, сжавшись на заднем сиденье, боялась произнести слово. Она множество раз слышала от родителей, что если с ней что-то случится, то и им не жить, поэтому понимала, что горе, свалившееся на родителей Саши, огромно, их не успокоить. Затащив Иринин огромный черный чемодан с оранжевыми отметинами в вагон, Григорий Иванович, глядя ей в глаза почерневшим от горя взглядом, опять как заклинание произнёс:

— Обещаю, я им этого не прощу, я знаю, что делать…

Народу в вагоне было довольно много, но в отличие от обычной шумной посадочной суеты все были сосредоточенно молчаливы. Как будто все мысли пассажиров были заняты одним: «Скорей, скорей из этого страшного города».

— Ирочка, это вы? — услыхала Ира за спиной женский голос.

Повернувшись, она увидела перед собой знакомое лицо, но не сразу сообразила, откуда она его знает.

— Мы ехали с вами в Одессу тридцатого апреля, — напомнила ей женщина. — А где же ваш Петя?

Ах да, да, это была та самая Ихтиологиня, с которой они разговаривали всю дорогу в Одессу. Это был человек из прошлой, ещё совершенно мирной жизни, которая закончилась сутки назад, провалившись в страшную одесскую бездну.

— Что с вами? Ирочка, почему вы одни? Петя остался? Что с вами случилось?

Собрав всю волю в кулак, заморозив слезы, чтобы не привлекать к себе внимания, Ира ответила тихо, чтобы никто, кроме её знакомой, не слышал:

— Мы были в Доме профсоюзов, Петя в больнице.

— Что с ним? — одними губами спросила женщина.

В ответ на это Ира только слегка заметно покачала головой, но по её лицу было не сложно догадаться, что с Петей плохо. Она каким-то десятым чувством поняла, что нельзя здесь в этом вагоне говорить о том, что было в Одессе. Где гарантия, что рядом с ними в соседнем купе не едет очередной Сатир, который с радостью сдаст её в полицию как зачинщицу беспорядков.

— Всё понятно, — взяла девушку за руку женщина, — садись вот тут у окна и, если сможешь, отвлекись.

В их купе было относительно просторно. Пустовало Петино место и не было ещё одного пассажира на верхней боковой полке. На полке над головой Ирины лежали чьи-то вещи, но самого пассажира не было, только вот на нижней боковой сидела полная женщина с крутой химической завивкой на небольшой голове, которая казалась непропорционально маленькой на фоне крупного тела. Глаза соседки смотрели настороженно и недобро.

Ира села у окна, радом с нею устроилась Ихтиологиня, взяв в свою руку хрупкую ладошку девушки.

— Когда захочешь выговориться, скажешь, а пока молчи, — сказала вполголоса бывшая попутчица, — сейчас принесут постель, тебе лучше лечь и уснуть.

— Я не могу закрыть глаза, — прошептала Ира, — только закрою, а у меня перед глазами этот кошмар встаёт. — Заметив заинтересованный взгляд второй соседки, она замолчала.

— Що ты така смурна, дивчина? Мабудь, хвора? — явно желая раскрутить Иру на разговор, спросила та.

— Вона стомылася, — ответила за Иру Ихтиологиня, на всякий случай перейдя на украинский язык.

— А вона що, москалька?

— Чому москалька? З Питера, — уже сердито ответила учёная дама соседке.

— Вы мабудь, чулы, що поробылы ци кляти москали у Одесси? Мий кум казав, що цилый дворець учора спалылы. Я сама не з Одессы, а з села, еду до сестры у Бердичив.

Дискутировать с пассажиркой по поводу того, кто спалил Дом профсоюзов, было бесполезно, и Ира, постелив постель, легла на влажноватые застиранные простыни.

— Может быть, чайку попьём? — предложила Ихтиологиня.

— Извините, лучше скажите, как вас зовут, — вместо ответа спросила Ира.

— Татьяна Вениаминовна. Может, всё же по чайку?

— Нет, Татьяна Вениаминовна, я лучше полежу, мне подниматься не хочется.

Она лежала на спине, глядя на опущенную над ней верхнюю полку. Потом позвала:

— Татьяна Вениаминовна, сядьте, пожалуйста, рядом, — и, взяв своей ладошкой запястье соседки, притянула её к себе. — Ведь он мне приснился нехорошо накануне, я должна была отговорить его не ходить на улицу, но я не сделала этого. Я виновата, что так все получилось, я, я… — шептала Ира сухими губами на ухо соседке, не понимая того, куда девались слезы. Они как будто пересохли, голова гудела, язык прилипал к зубам, а те, в свою очередь, стучали, выбивая дробь.

— Послушай, да у тебя жар, — воскликнула Ихтиологиня. — Рука горяченная.

— Может быть, я перемёрзла сегодня ночью.

— Ты была там всю ночь? — удивилась попутчица.

— Да, под утро только вышли.

— Господи, — ахнула спутница и полезла в чемодан за градусником.

— Я всегда вожу с собой градусник и лекарства, мало ли что. Я ведь человек водный, часто попадаю в переделки, — объяснила такую запасливость Ихтиологиня.

— Много, — ответила она одними глазами на немой вопрос воспалённых глаз девушки.

— Шо, температура у дивчины? — спросила тётка с боковой полки. — Я ж кажу, хвора.

— Да, заболела, — ответила Ихтиологиня, — высокая температура, грипп, наверное.

Она сказала это без всякой задней мысли, но тётка вдруг засуетилась и побежала в сторону купе проводницы. Вернулась она вполне довольная и, схватив свою сумку, доверху набитую вещами, за связанные носовым платком