Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Пигафетта отправился бродить по городу, сложенному на бамбуковых сваях из грубых необработанных стволов деревьев и сухих листьев. Яркие циновки украшали пустые просторные хижины. Над входом висели гирлянды цветов, пучки листьев и овощей. Белые мелкие куры разбегались под ногами, цветастые петухи поглядывали на них. Козы бродили между сваями, прятались в тени. Попугаи порхали над крышами, чистили клювики, топорщили хохолки. Толпа ребятишек сопровождала Антонио. Дети разглядывали его одежду, трогали штаны, изучали следы босых ног. Ломбардиец кидал им стеклянные бусинки. Глаза детворы вспыхивали ярче стекляшек, они хватали дары, прятали за щеку, радостно катали во рту, как жемчужины в раковине.

Взрослые приветливо принимали толмача. Показывали дома, предлагали отведать фруктов, отгоняли назойливую детвору. Туземцы выглядели сытыми и здоровыми, хотя у некоторых мешками вперед торчали животы, свидетельствующие об обилии потребляемой растительной пищи.

Антонио быстро обошел город, расположенный вдоль кромки воды, очутился на окраине перед домом за высоким островерхим забором. Косматые головы пальм высовывались со двора наружу. В щели забора были видны цветущие кустарники, скрывавшие постройку от посторонних глаз. Рыцарь Родосского ордена смело направился разыскивать вход в понравившийся садик. Спутники настойчиво потянули его назад. Перед ними возникли вооруженные воины. Дети разбежались, Пигафетта остался один. Стражники окружили его.

– Чей это дом? – поинтересовался Антонио, стараясь высвободить руку бесцеремонно схваченную воином.

– Раджи Альмансора, – сообщил начальник с седыми волосами и широкими шрамами на груди.

– Я хочу видеть его! – потребовал ломбардиец.

Охранники закачали головами, но руку отпустили.

– Я гость хозяина! – наступая на них, заявил Антонио.

– Альмансора здесь нет, – сказал старик. – Тут живут его жены. Их нельзя видеть. Уходи отсюда!

Пигафетта вытащил из кармана горсть бусинок. Воины потянулись к ним. Поразмыслив, – разделить на четверых или отдать командиру, – Антонио протянул стекляшки старику.

– Много жен у раджи? – спросил летописец, наблюдая за тем, как начальник прячет ценности в набедренную повязку.

– Две сотни и столько же служительниц, – услужливо доложил молодой парень, надеясь на подарок.

Антонио вытащил дешевый немецкий нож и отдал ему.

– Раджа приходит сюда вечером и ужинает с главной женой на возвышении, – рассказывали новые друзья, коим полагалось убить любого встреченного у забора. – Женщины сидят перед ним, услаждают взор. Альмансор приказывает понравившейся жене провести с ним ночь. Каждая семья в городе обязана отдавать ему одну или двух дочерей.

– Сколько у властителя детей от такого количества женщин? – усмехнулся летописец.

– Восемь сыновей и двадцать девочек, – выкинул на пальцах молодой воин.

– Больше… – замотал головою старик. – Я слышал, как однажды Альмансор говорил, будто у раджи соседнего острова Жилоло – 600 детей, у второго – 565, а ведь они – язычники, у них меньше жен!

– Много, – вздохнул Антонио, словно ему предстояло кормить и одевать женщин. – Наверное, ваш хозяин очень богат?

– Да, но повелитель язычников, раджа Папуа, еще богаче. Он живет внутри страны, у него больше золота! – вытаращил глаза начальник охраны. – Иногда Папуа пересыпает его из комнаты в комнату, на это уходит целый день, – добавил старик. – Это знает каждый ребенок.

– А… – разочаровался Антонио.

– Мы завоюем их! – пообещал старик, воинственно пыхтя ему в лицо.

– Вы тоже будите таскать золото из комнаты в комнату? – улыбнулся рыцарь.

– У нас будет много женщин!

– Вам не хватает своих? – засмеялся Антонио, внимательно разглядывая солдат. Он полагал, будто гаремы охраняют евнухи, но ничего необычного в них не заметил.

– Сколько у тебя жен? – спросил воин, не понявший смеха ломбардийца.

– Ни одной, – признался Антоино.

Охранник презрительно посмотрел на него.

– Среди вас есть бедные? – удивился старик.

– Я богат! – Антонио вытащил из кармана пучок старых лент и протянул туземцам.

Те быстро выхватили подарки, нацепили на себя.

– Тогда почему не возьмешь жену? – не поняли аборигены.

– Рано еще… – хмыкнул Антонио.

Осуждая непутевого гостя, старик покачал головой, а повеселевший летописец зашагал назад к фактории. Вновь откуда-то вынырнули ребятишки, стайкой окружили не созревшего для серьезных дел рыцаря. На острове только женатый человек считался настоящим мужчиной. Дети защебетали, смело полезли в карманы, но они уже опустели.

На стройке работа и пляски были в разгаре. Туземцы притащили барабаны, напились пальмового вина и, довольные праздником, возводили стены. Желтое маленькое солнце высоко покачивалось в небе, а скоро уже можно было начинать крыть крышу. Рядом со складом укрепили котлы, развели огонь, нарезали мясо.

Покрасневший от жары и выпитого вина, фактор лежал в тени пальмы. Перед испанцем сидели на корточках две голые женщины и кормили его фруктами. Он хватал их за груди, высовывавшиеся из-под гирлянд с бело-розовыми цветами, причмокивал губами. Фактор заметил Антонио и радостно замахал руками.

– Постереги товар, я отлучусь на минуту! – попросил он летописца, подмигивая и кивая на женщин.

– Смотри, как бы мужчины тебе шпагу не отрезали! – предупредил Пигафетта.

Торговец видно давно ждал случая и все продумал. Он поднялся на нетвердые ноги, сгреб в охапку подруг, побрел в сторону. Антонио сел рядом с тюками, снял куртку. К нему сразу подступили пьяные женщины, предлагавшие свои услуги. Рыцарь стыдливо отмахнулся от них – слишком уж развязно они зазывали гостя в кусты, но его не оставили в покое. Так испанцы случайно узнали, что снятая куртка или рубаха подают знак женщинам, воспринимающим это как призыв.

* * *

На следующий день на фактории началась бойкая торговля. Отоспавшийся фактор бодро взвешивал бахары гвоздики. Испанцы спешили сбыть товар, закупали пряности по выгодным для туземцев ценам, давали за одну меру в два раза больше вещей, чем арабы и португальцы.

В будущем капитаны надеялись скупать на островах весь урожай, установить монополию на пряности. За один бахар гвоздики весом 200–240 кг, по записям Пигафетты и пересчете Ланге, соответственно продавали:

10 локтей хорошей красной ткани или 15 локтей ткани худшего качества;

26 локтей грубого полотна;

25 локтей тонкого полотна;

10 локтей индийской ткани;

14 локтей желтой ткани, стоившей в Испании 1 крусадо за локоть; 35 стеклянных стаканов;

55 фунтов киновари;

150 ножей;

15 топориков;

40 головных уборов;

46 килограммов меди;

55 фунтов ртути;

3 гонга[7].

«Почти все зеркала,

– замечает Антонио, —

которые мы везли с собою, разбились, немногие уцелевшие раджа пожелал взять себе. Большинство пущенных в обмен предметов были с захваченных джонок. Мы торопились с возвращением в Испанию, вследствие чего отдавали товар туземцам на более выгодных для них условиях, чем мы сделали бы это при иных обстоятельствах. Ежедневно нам привозили к кораблям на лодках такое количество