Одинокая ласточка - Чжан Лин

Его голосовые связки заметно ослабли.

Пастор Билли: превращение из куколки в бабочку

В общей сложности Стелла прожила в Юэху пять или шесть лет, и почти три года из них она провела со мной. То были странные времена – времена, когда больше половины территории на карте мира охватил огонь войны. Война сжимала жизнь до нескольких мгновений, втискивала десятки лет, положенных человеку от рождения до смерти, в узкое пространство между шагом за порог и прощанием навсегда.

За эти годы Стелла сделала то, что в мирное время занимает десятилетия, – она стремительно повзрослела. Ее организм созревал постепенно, согласно законам природы, но ее дух уже не мог ждать, пока тело нагонит его в развитии, дух бросил тело и поспешил вперед своей дорогой. Главным навыком, который она освоила в Юэху, стало умение противостоять позору. До этого она только и знала, что пряталась, ей казалось, если она съежится, скроется, позор ни за что ее не найдет. Но она ошибалась, позор был тенью, и куда бы Стелла ни шла, тень шла за ней, как бы Стелла ни убегала, тень не отставала ни на шаг. Ускользнуть было невозможно.

А потом Стелла научилась оборачиваться. Училась она медленно, а научилась молниеносно: количество в один миг переросло в качество. И однажды Стелла вдруг поняла, что должна встретить свой позор. Она выпрямила спину, развернулась и ринулась напролом – и оказалось, что позор, который вечно следовал за ней по пятам, был лишь пустой оболочкой, сдувшейся, как только ее прокололи.

В этом столкновении позор утратил свою грозную силу, а Стелла из куколки превратилась наконец в бабочку.

“Столкновение” произошло уже после того, как Лю Чжаоху выиграл в поединке. Два громких события, оставивших яркий след в истории тренировочного лагеря, разделяло около десяти дней.

Все началось с разговора за курсантским столом. Дело было воскресным утром, до полудня распорядок предписывал уборку, после полудня курсанты условились вместе прогуляться на рынок. Свободные от уроков, они повеселели, расслабились, беседа разлилась рекой, затронув ряд самых что ни на есть животрепещущих новостей.

Во-первых, на следующей неделе их ждала выпускная церемония. Хотя курсанты провели в Юэху всего несколько месяцев, они прошли такую интенсивную подготовку, что эти месяцы стоили пары лет в обычном военном училище. Они владели лучшим оружием, о котором солдаты регулярной армии не могли и мечтать, они стали спецбойцами, которые даже сидя были на целую голову выше других. О том, кто именно выступит на церемонии с речью, в лагере болтали разное. Кто-то проговорился, что приедет гость родом из Чжэцзяна, командир столь высокого ранга, что его местопребывание будет скрываться вплоть до дня выпуска. Естественно, все тут же начали перебирать про себя имена высших офицеров-чжэцзянцев. Никто не смел назвать их вслух, но внутри каждый трепетал от предвкушения.

Во-вторых, вечером они приступали к выполнению операции, самой крупномасштабной за все время обучения. Под покровом темноты часть отряда отправлялась в городок почти за две сотни ли от Юэху, чтобы подорвать японский склад. Согласно надежным источникам, японцы хранили на складе десятки тонн снаряжения. Список участников операции должны были объявить после ужина, выбранным курсантам предстояло испытать на прочность все, что они усвоили за месяцы в лагере.

А еще через четыре дня в деревню приезжала театральная труппа. В такую глушь, как Юэху, актеры наведывались редко. Эта тема уже давно не сходила у курсантов с языка, причем каждый день выяснялись новые подробности, правдивые или вымышленные, от которых, как от хвороста, все жарче разгорался огонь обсуждения. Подробностью того дня стал репертуар: актеры играли спектакль “Лян Шаньбо и Чжу Интай”[31], в главной роли была звезда труппы, знаменитая Сяо Яньцю. Надо сказать, деревня много лет зазывала к себе артистов, но все впустую. В этом году никто никого не звал, они сами собрались приехать – поговаривали, что так хотела прима. Однажды ее муж отправился в путь, чтобы купить сценические костюмы, и был схвачен японскими солдатами. Они сделали из него носильщика и до того загнали, что он на полдороге умер от кровавой рвоты. Сяо Яньцю возненавидела японцев. Узнав, что в Юэху есть сопротивленческий лагерь, она решила привезти туда театр, поддержать военных.

В тот день разговор, коснувшись Сяо Яньцю, свернул в новое русло. На повороте русло казалось безобидным, лишь позже стало ясно, что оно вело к пропасти.

В тот день курсант, сидевший за одним столом с Лю Чжаоху, заявил, что его родственник, торговец солью из Юйяо, своими глазами видел Сяо Яньцю в чайной, где она подкреплялась после выступления. Большую часть времени театральная труппа находилась именно в Юйяо. Правду курсант говорил или нет, никто не знал, впрочем, это было неважно. Он столь живо и красочно передал слова мифического родича, как будто сам трапезничал напротив Сяо Яньцю. Он уверял, что в жизни она еще прелестнее, чем на сцене, лицо без грима белое, кожа нежная, прозрачная, коснешься легонько пальцем – выступит влага; под правым глазом родинка – худая примета: такие родинки зовут “слезинками”. Вот почему она так рано овдовела.

Сердца курсантов невольно забились чаще. Их души затрепетали еще на “легком касании пальцем”, а уж когда дошло до “слезинки”, в них и вовсе пробудилась безграничная нежность. Сказывались месяцы в горах, в изоляции, – стоило этим молодым крепким парням хотя бы заговорить про женщину, как их голоса прерывались.

Курсант постарше, успевший уже сыграть свадьбу, покачал головой: эх, такая красавица, и каждую ночь одна-одинешенька в холодной постели!..

Все вдруг притихли, словно и они ощутили это одиночество, эту пустоту кровати.

И тут 520, он же Сопливчик, протяжно вздохнул.

– Вот бы с Сяо Яньцю разочек, – завороженно прошептал он, – тогда и умереть не жалко.

Сопливчик был самым юным из них, лишь после его смерти земляк, повар отряда, открыл всем настоящую дату его рождения.

Его слова подействовали точно капля воды, упавшая на сковородку с кипящим маслом. Тишина взорвалась, кто-то крикнул:

– Сопливчик, ты вчера еще титьку сосал! Много ты женщин видел, кроме своей мамки?

– И собачью случку я тоже, по-твоему, не видал? – не сдавался тот. – Можно подумать, есть разница!

Грянул хохот.

– Ишь ты, Сопелька! Спускайте с него штаны, поглядим, пиписька-то выросла?

Злой от обиды Сопливчик, не доев, с пылающим лицом выскочил за порог.

Все, что было сказано в тот день за столом, явилось на свет прямо из штанов, миновав мозг. Никто не подумал, что гормоны – тот же склад со взрывчаткой, парни беззаботно покидали внутрь спички и забыли о своей выходке,