Катастрофа 1933 года. Немецкая история и приход нацистов к власти - Олег Юрьевич Пленков

преобладание противника, неслыханные жертвы и блокада с моря за 50 месяцев не смогли поставить их на колени. Малые государства были растоптаны во время войны. Огромный рейх разбит, почти 20 миллионов погибли или пролили кровь, прежде чем немцы выронили меч. Воистину, вы, немцы, достаточно сделали для истории»[376].

Тем не менее война все равно была проиграна и нужно было искать новые ориентиры, что оказалось не так просто. Поражение сломило наивную веру немцев в естественное поступательное развитие, социальный прогресс и устойчивость германского рейха. Не случайно в последние годы войны все чаще стали обращаться к «истинно немецким» и вечным добродетелям, история уже не казалась чем-либо новым, особенно желанными стали легенды прошлого величия. Настал час национальных мифов, которые охватили широкие массы немецкого населения. «Мифологи заменили в наши дни историков, – писал один немецкий публицист, – мифические откровения имеют теперь преимущество перед исторической правдой»[377]. Немцы в колоссальной степени оказались склонны к национальным мифам. Известный французский германист Шарль Андлер писал по этому поводу: «В мире нет ни одного народа, который бы подобно немецкому почти в комической степени был обращен к прошлому, жизнь которого начиная со школы была бы до такой степени наполнена легендами прошлого исторического величия. Он не решается похоронить под прахом веков ни одну из них»[378]. Еще отчетливей высказался Теобальд Бетман-Гольвег в конце 1917 г. в разговоре с шефом канцелярии кайзера Валентини: «Психика нашего народа за последние 25 лет настолько отравлена хвастовством, что он вполне подготовлен к появлению какого-либо демагога»[379].

Не нацисты являются изобретателями или теми, кто внедрил в немецкий народ миф о «Третьем рейхе»; он всегда жил в немцах благодаря монотонному повторению многих легенд в школе, университете. Мифы частично восходят к наполеоновским войнам, романтике, частично – к средневековью, частично – к пангерманизму, частично – к бисмарковским временам, а частично даже к германским древностям. Французский историк Жан Нойрор совершенно справедливо отмечал, что «после Первой мировой войны Германия пережила возрождение национализма. Этот национализм был шире, богаче, многосложней, чем партия, он был движением. Под национализмом мыслилась не только любовь к родине или патриотизм, нет, речь идет об „интегральной доктрине“. Это стремление все материальные, моральные, духовные проблемы рассматривать исключительно с точки зрения нации, которая понимается как высшая ценность, как абсолют»[380].

Главной причиной такого подъема национализма, как можно понять из вышеизложенного, было абсолютное несоответствие победных ожиданий поражению в войне, которого немцы из всех воюющих сторон заслужили менее всего. Имея лучшую армию и самое эффективное командование, они абсолютно отставали от Антанты по материальным и людским ресурсам, но такое объяснение поражения, естественно, не могло быть удовлетворительным для фронтовиков, которые до конца выполняли свой долг и совсем не постигали причин поражения, пытаясь найти их в каких-либо косвенных обстоятельствах (на самом деле решающим фактором в Первую мировую войну была материальная помощь США). Эта атмосфера была идеальной для расцвета национальных мифов, которые стали прибежищем для подавленных безутешной действительностью людей. Немцы всю войну дрались на чужой территории, ни разу за всю войну враг не угрожал собственно немецкой территории (за исключением эпизода в 1914 г., но тогда дело закончилось окружением и гибелью армии Самсонова[381]), они удерживали фронт вплоть до 11 ноября 1918 г., и до военной катастрофы, как во Вторую мировую войну, дело не дошло. Можно сказать, что Первая мировая война завершилась не поражением армии на поле боя, а разрушением прежнего порядка в побежденных странах, России и Италии. Во Вторую мировую войну это разрушение сопровождалось тотальным военным поражением, что выглядело более логично. Может быть, эта «нелогичность» немецкого поражения в 1918 г. и была настоящей причиной обращения немцев к национальным мифам, в атмосфере которых и родились европейские тоталитарные движения. С другой стороны, эта «нелогичность» немецкого поражения была главной причиной того, что Вторая мировая война зародилась в голове Гитлера как исправление не заслуженного немцами поражения 1918 г. с той разницей, что в Первую мировую войну в первой фазе удалось одолеть Россию, но не Запад, а во Вторую мировую войну – наоборот…

2. Политические условия утверждения национальных мифов в период Веймарской республики

Каждое поколение имеет право изображать историю такой, какой оно ее видит.

Генрих фон Трейчке

У прошлого своя правда. Если ее не признают, она возвращается и требует признания, подчас даже там, где и не надо.

Хосе Ортега-и-Гассет

Предварительные замечания

Главная проблема Веймарской республики заключалась в том, что либеральное конституционное государство и его правовую идеологию нужно было реализовывать в эпоху уже сложившегося промышленного капитализма, иначе говоря, идеи либерально-демократического свойства должны были прижиться на почве преобладающих социалистических тенденций или, по крайней мере, первой фазы формирования современного массового общества. Западные державы обладали перед Германией некоторым преимуществом, ибо начатки демократического государства стали там складываться раньше и стали легитимными уже в XIX в.

Второй «врожденный порок» Веймарской республики заключался в ее безличности, отсутствии элемента национальной идентичности и национального ангажемента. В этом смысле положение Третьей республики во Франции было похоже на положение Веймарской республики: обе страдали от недостатка демократической традиции и вынуждены были оставить оппозиции интерпретацию таких важных вопросов, как национализм, реваншизм, милитаризм; оппозиция благодаря этим импульсам выросла и окрепла сверх меры, необходимой для нормального функционирования демократического государства. В то же время правые осознали необходимость завоевания массового влияния, а массовая демократизация оказалась решающей предпосылкой создания тоталитарных режимов.

«Система» (System) – так именовали правые и левые противники Веймарскую республику, это слово означало крайнюю степень нелепости абсолютно чуждых Германии политических правил и обычаев, скопированных с Запада, а также крайнюю степень неэффективности власти – коррумпированной и чуждой нуждам и интересам народа. Надо признать, что это определение – «система» не было совсем несправедливым, ибо презрительное мнение о республике разделяло «демократическое большинство» политически активных немцев Веймарского периода, отсюда и эпитеты «республика без республиканцев», «импровизированная демократия», «система». Такая реакция на демократию в Германии не может считаться естественной, ибо в немецкой политической традиции можно найти много ростков демократической традиции, правового порядка, законности, однако в период Веймарской республики не они были на первом плане, а обстоятельства особого политического свойства, связанные с поражением Германии в войне (Версальский мир и Ноябрьская революция), а также великий экономический кризис 1929 г. Названные сюжеты составляют предмет рассмотрения в этой главе. Значимыми обстоятельствами, во многом предопределившими трагическую судьбу республики, были и особые политические структуры Веймарского государства, которые перед лицом правых и левых врагов