Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

всю - как тогда, давно. Желтый лист сорвался с ветки и под порывом ветерка мягко приземлился к его ногам. Владислав поднял лист, покрутил в руке, нежным касанием пригладил на своей ладони, проговорил, обращаясь к кому-то невидимому-непонятому:

Вот еще облетели листья, опять, дабы через год повторить все снова.

Он встал, медленно побрел по безлюдной аллеи - просто так, без всякой цели. Ему так хотелось побыть в тишине одиночества, проникнуть, почувствовать самого себя. Не замечая никого, впитывая всем телом силу деревьев, Владислав, наконец, понял - по какой дороге ему следует идти.

Часть 4

Глава первая

Владислав гостил в доме дяди Адама в Гливице на юге Польши. ОН чувствовал, что должен перед поездкой - хотя бы еще раз, увидеть брата своего отца, который был одним из немногих, с теплотой относившегося к нему. Адам радостно принял племянника, угощал его самым вкусным, вручил подарок на прошедший день рождения. Влад с любовью глядел на дядю, про себя с грустью осознавая, почему не он его отец. Адам и Станислав являлись полной противоположностью не столь внешне, сколько по характеру: каким был грозным и властным старший брат, иным оказался младший, что крупным следом отразилось на их лицах. В последний день, когда Владислав видел отца, тот уже был маленьким, сухим старичком, а дядя оставался неизменным - веселым, мягким, черноглазым человеком, лишь седина в волосах свидетельствовала о его возрасте.

За ужином Адам долго не решался заводить волнующий его разговор, однако, не выдержал, спросил:

Так ты окончательно решил ехать в Париж?

Да, дядя, я понимаю, что это великий шанс для меня подняться, осознать ценность своего выбранного пути. После выхода Канала я не надеялся ни на что - сыграл свою роль действительно плохо, однако, благодаря покровительству Ирены и преподавателей из моего бывшего университета, я выиграл стипендию на обучение в Париже. Кто знает, какие сюрпризы преподносит мне судьба?

Адам поглядел на Влада: в его глазах читались любовь и грусть. Оба они осознавали в душе, что, возможно, видятся в последний раз. Дядя подошел к комоду, достал деньги и протянул их племяннику.

Зачем то, дядя? Я... я не могу взять столько...

Бери, эти деньги тебе на дорогу да и в Париже лишними не будут.

Мне так... так неудобно, - Владислав не знал, что делать, краска залила его лицо.

Возьми, мы же с тобой не чужие люди. Я-то твой родной дядя, - Адам прям таки вложил деньги в руки племянника, более не принимая никаких возражений.

У обоих на глазах блестели слезы. Влад заключил дядю в крепкие объятия, борясь с рыданиями, подступившие к горлу, прошептал на ухо:

Я не знаю, как мне отблагодарить тебя. Мне столько все помогали, а я умел лишь брать помощь, не отдавая ничего взамен.

Главное, чтобы ты был счастлив, а мы порадуемся за тебя.

Они еще не расставались, стояли подле друг друга, но каждый понимал, что то последний день. Омывая слезами их не окончившуюся встречу, Владислав внутри готовился позабыть, оставить любое воспоминание о прошлой жизни, не думать о минувших годах, сохранить лишь тепло родных и близких. А дорога вела снова и снова по продольному пути из вокзала на запад. Десять лет назад Влад этого боялся, ныне в спокойном мире Австрия, Германия представляли логичную жизнь - много лучше, чем в Польше.

На Варшавском вокзале было много народа, среди них затерявшиеся в толпу Владислав и Ирена. Капал дождь и женщина держала над головой яркий зеленой зонт - он отличался, выделялся на фоне темных зонтов. Оба плакали, в прощании все крепче обнимая друг друга. Неподалеку стоял Ян, дожидаясь своей очереди прощания. Влад обернулся к нему, крепко сжал его руку.

Я желаю тебе счастливого пути и всего самого наилучшего, - Ян слегка улыбнулся, но улыбка вышла грустной как и сама погода.

Любимая оставалась рядом и было в том больше, нежели простая привязанность между мужем и женой. Их любовь оказалась ярче, возвышаннее, вобрав в себя все самое лучшее, прекрасное. Объявили посадку на поезд Варшава-Вена. Толпы пассажиров ринулись к своим вагонам. Ирена горячо поцеловала Влада, его губы запылали огнем. В гуле толпы и поездов он расслышал ее тихий голос:

Счастливого пути, мой любимый.

Я буду думать о тебе каждый день, каждую секунду. Я так люблю тебя.

Он прижал жену к своей груди и она ощутила аромат его одеколона, его мягкую смуглую кожу. Влад так боялся отпустить Ирену от себя, что ей самой пришлось напомнить ему о посадке. Оказавшись в купе, мужчина посмотрел в окно, словно желая в последний раз оглядеть привычный с детства, но уже далекий мир. Там, в толпе, мелькал то и дело зеленый зонтик - маяк, связывающий его с супругой. Ирена до сих пор стояла там, махала ему рукой и он видел ее ладонь. Такое нелепое скорое расставание, в безумной суете они позабыли сказать друг другу столько теплых, переполнявших их души слов. Теперь поздно, слишком поздно.

Подавив горький вздох, Владислав достал из сумки билет и документы. В купе стояла полная гнетущая тишина. Дрожащими руками Влад положил чемодан на полку, сердцем ощущая запах опасности. Вокруг сидели люди - такие же как он сам: растерянные, испуганные, они не смотрели на него, не узнавали. Влад только теперь - за пределами сверкающего театра и блестящей мишуры сцен осознал, как далек он от обычной жизни людей, что он не принадлежит им, а они ему.

Поезд, что должен был пройти три границы из Польши через чехословакскую границу в Австрию, тронулся спустя десять минут. Постепенно набирая скорость, оставил Варшаву позади. Все еще пребывая в каком-то непонятном страхе - то ли от предстоящего переезда через границу, то ли от тоски по родным, Владислав улегся и попытался вспомнить все, что было с ним. Сейчас, в прохладной тишине вагона, ему почудилось, будто его снова везут куда-то: то ли в Альтварп, то ли в иной концлагерь. От горьких воспоминаний, из-за стука колес хотелось плакать, хотелось вновь вернуться в родной дом и прижать лицо в материнские колени, но того нельзя: с отцом и братом поругался, Бронислава, конечно, благословила сына перед дальней дорогой,но горько плакала по его отъезду. Получается, тогда, будучи пленником, Влад был счастливее нынешнего - по крайней мере, из плена он бежал домой, а сейчас неизвестно куда - лишь бы вырваться на волю из холодных коммунистических оков, коих он так боялся и ненавидел.

Рано утром поезд прибыл к