Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Наркотики? Я не знаю, откуда это у тебя в голове.

– Для тебя это будет конец. Надеюсь, ты будешь осторожна.

– Я могу позаботиться о себе…

Внезапно Кит встал и начал собирать тарелки. Отнес их к раковине и включил кран.

– Да, мы должны идти, – сказала Айрис.

Отец проводил их до двери.

– Спасибо за еду, – сказал Кит и поднялся по ступенькам, чтобы подождать на улице.

Отец обнял Айрис.

– Можешь заходить.

Он вложил ей в руку банкноту.

– Ты ведь знаешь, что вы не сможете долго оставаться в том здании?

– Я знаю, папа.

– Они собираются построить квартиры. Твоя мать всерьез настроена продать его.

– Ты с ней разговаривал?

– Мне надо было сообщить ей, что Ева уехала. На случай, если что-то случится.

– Ничего не случится.

Она сложила и убрала деньги.

– До встречи, папа. Прогуляйся, что ли.

– Твой отец тяжелый, – сказал Кит, когда они возвращались по Каледониан-роуд.

– Что ему нужно, так это путешествия и ебля.

Когда они дошли до Кингс-Кросс, Кит сказал:

– Ну, было приятно, спасибо большое.

– Ты куда сейчас?

– Обратно на холм.

– Это связано с моим отцом?

– Нет, мне просто нужно вернуться. У меня свои дела.

– Ты можешь поспать у меня. Папа дал мне немного денег.

Мы можем купить чипсы по дороге. А завтра пойдем завтракать. – Еще еды? Ты часами моришь меня голодом, а теперь…

– Давай, Кит, только сегодня, потом ты сможешь вернуться.

Кит пожал плечами:

– Хорошо.

Они купили себе чипсы в магазине напротив вокзала и еще два пакета домой. В общежитии театра студенты-индийцы Нил и Сид готовили на кухне. Коридоры заполняли дым и запах специй. Айрис и Кит поднялись в ее комнату. Айрис заперла дверь и прыгнула на кровать. Она зажгла свечу в фонаре, который много лет назад подарила ей мать, и та мгновенно нагрела воздух.

– Родной дом, – сказала она.

Если о своем внешнем виде она не беспокоилась, то о жизненном пространстве думала много. Ей нравились небольшие, четко очерченные границы ее комнаты, и она любила, чтобы все было аккуратно. Кит ел из своего пакета чипсы, рассматривая картины на стенах и предметы на полках: его личная археология. Он подносил нос к психоделическим плакатам и китайской каллиграфии в рамке. Поднимал минералы и кристаллы, проверяя их на вес. Развернул веером колоду карт Таро. Айрис нравилось его внимание. В своих предметах она узнавала себя. Они были материализованными частичками ее души.

Кит взял с полки куклу.

– Это Мао, – сказала она. – Я сделала его в детстве.

– Ты сказала, что Мао был парнем. А мне кажется, это девочка.

– Это девочка. Но я назвала ее Мао.

Он поставил куклу на место:

– Чуднáя.

Положив в рот еще чипсов, он провел жирным пальцем по корешкам ее книг. Не обратив внимания на Конфуция, Дао, И-Цзин и раннее издание «Идиота» в кожаном переплете, он направился прямо к «Капиталу». Положил чипсы на полку, чтобы обеими руками пролистать книгу.

– Где ты все это взяла? – спросил он, положив книгу на место.

– В основном у дяди Макса. Который на самом деле мне не дядя.

Кит указал на профессиональную фотографию ее матери в рамке:

– Кто это?

– Моя мать.

– Вау!

– Я знаю.

– Что ты говорила о ней раньше, на вечеринке…

– Не помню, что я сказала.

– Наверное, оно и к лучшему. Что с ней случилось?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, когда она отошла в мир иной?

– Она не умерла.

– Ой, мне так показалось…

– Она умерла для меня. Вот тебе и показалось.

Внезапно устав от разговоров о своих вещах, она порылась в тайнике и вытащила заначку. Она вытряхнула табак из одной из отцовских сигарет на папиросную бумагу, подожгла и покрошила сверху гашиш.

– Иди сюда, – сказала она, перекатившись.

Кит переложил пакет с недоеденными чипсами с полки на стол и присел на ковер у кровати.

Она облизала бумагу, разгладила готовый косяк и передала ему вместе с зажигалкой.

– Поджигай.

– Нет, спасибо.

– Ты не куришь?

Он покачал головой.

– В чем же твоя слабость? Ты, значит, дурь не употребляешь?

– Отъебись, никакой дури.

– Да, держись подальше от дури.

Встав с колен, она упала на спину, ошеломленная:

– Погоди, ты чистый?

– Сейчас да.

– Я не верю.

– Я пью, но стараюсь держаться подальше от всего остального. Новая страница. Держу голову в чистоте. Сторонюсь неприятностей.

– Но как тебе это удается, оставаться чистым на такой вечеринке?

– Мне нравятся люди под кайфом.

– Да?

– Когда ты там, а у всех трип, ты как в закрытом мире. Мире без смысла. Может быть, если тебе надо, чтобы люди постоянно говорили одно и то же, или если разговоры о хуйне заставляют тебя нервничать, тогда это не для тебя. Но…

– Тебе это нравится.

– Да, мне нравится. Мне нравится слушать. И смотреть. И думать.

Он улыбнулся:

– Я много думал о тебе.

Она посасывала косяк и думала об этом.

– Мне это нравится, – сказала она.

– В Сан-Франциско все, наверное, такие же, как сейчас: никто не заставляет их делать то, чего они не хотят, нет различий между богатыми и бедными, черными и белыми, все вольны делать что угодно, принимать наркотики или нет, не спать всю ночь, работать по своему графику, не иметь регламента, не доказывать свою значимость, одеваясь как надо или садясь на семь сорок пять до Ватерлоо.

– Так зачем ты принимаешь кислоту? – спросил Кит.

– Озарение, – ответила она, втягивая еще немного дыма. – У тебя есть гуру? Кто-то, кого ты понимаешь и кто понимает тебя?

Он задумался на секунду:

– В одном лице – нет.

Она закивала головой.

– Да, чувак, я тебя понимаю. Не в одном лице. Кусками. То тут, то там. Вот в чем дело. Как вспышки, когда ты слушаешь музыку или читаешь стихи, и что-то вспыхивает, и это ты.

Она положила косяк в пепельницу и легла на подушку.

– Ты крутой, Кит, ты знаешь? Нам просто надо сделать так, чтобы ты понимал, что происходит.

Не раздеваясь, она натянула на себя одеяло.

– От этого косяка меня клонит в сон. Не хочешь лечь ко мне?

– Ты же не хочешь, чтобы я тебя пинал.

– Мне все равно, пинай сколько хочешь.

– Мне хорошо здесь, на полу. Здесь много подушек, я могу лечь на них.

Она выгнулась. Простонала от удовольствия.

– Я всегда с нетерпением жду сна, потому что мне приснится сон.

– У тебя приятные сны?

– Я не знаю.

– Не знаешь?

– Я имею в виду, что знаю, что вижу сны, потому что все