Сестры Мао - Гэвин Маккри

Она указала на свою банку пива на низкой стене у края крыши.

Он встал и принес ее.

Она взяла банку, отпила глоток и не поблагодарила.

* * *

Саймон был против того, чтобы привлекать к работе человека не из семьи, да еще и негра, но, как только он увидел, как хорошо Айрис и Кит работают в команде, как много и как быстро они продают, он перестал спорить.

– Твой Пятница может поучаствовать в этом деле, но потом он должен свалить, ясно? Как только разгребем завалы, вернемся к старому распорядку – только ты и я.

– Хорошо.

– Просто скажи мне, что ты с ним не трахаешься.

– Нет.

– Я так и думал. Ты слишком умна. Приходи ко мне, если он попытается тебя тронуть, и я с ним разберусь. Хорошо? Я серьезно.

Трезвая или близкая к этому, Айрис присоединилась к Киту в его естественной среде обитания – на периферии вечеринок. Оттуда она внимательно наблюдала. Замечала то, чего не замечала раньше. Понимала то, для понимания чего нужно быть трезвой.

– Вот что я тебе скажу, – обратилась она к нему, – когда закинешься, лучше.

– Реальности недостаточно?

– А может быть, ее слишком много. Возможно, поэтому.

Она втягивалась в дружбу с Китом быстрыми, незаметными рывками. Поскольку она изначально потребовала не спрашивать ее о личных делах, а у него была раздражающая привычка уважать ее желания, вначале они много молчали. Она всеми силами старалась это приветствовать: общая сумма зла уменьшится, если люди научатся сидеть вместе молча. Но со временем поддерживать молчание становилось все труднее.

Они начали разговаривать, и она узнала кое-что о его жизни. Его отец был американским солдатом, служившим в Портсмуте во время войны. Мать – местной девушкой, официанткой. Они познакомились на танцах и встречались на протяжении года, пока его не перевели во Францию, где он и погиб. Когда родился Кит, мать не поддалась уговорам сдать его в детский дом и воспитала его сама. Именно от нее Кит впитал свою любовь к Simon & Garfunkel. («Не переживай, – сказала Айрис, – это можно исправить».) Он звонил матери каждую неделю, посылал открытки, а когда получалось, и деньги.

– Ты отошлешь ей часть своих доходов от этой работы?

– Возможно.

– Ты чувствуешь себя виноватым? Зачем ты это делаешь?

– Что делаю?

– Шлешь своей матери деньги. Звонишь ей.

– Не знаю. Не думаю. В любом случае, почему я должен чувствовать себя виноватым?

– Ты любишь ее? Я имею в виду, действительно любишь ее такой, какая она есть?

– Она моя мама, так что да.

– Тогда ты не похож на большинство людей. Большинство людей не могут принять своих матерей такими, какие они есть. На самом деле.

– Печально, что ты не любишь свою мать.

– Печально? Нет. Самый лучший день в моей жизни – когда я узнала, что любовь – это не обязанность, что я не должна никого любить, в том числе и мать. Любить только тех, кого ты хочешь любить, – это свобода, чувак.

– Ты считаешь себя свободной?

– В этом смысле, да, я свободна.

– Не уверен. Мама тебя все еще волнует, не так ли? Естественно, что у тебя все еще есть чувства к ней. Они никогда не проходят.

– У меня есть чувства. Не буду этого отрицать.

– Что она такого сделала, что ты ее ненавидишь?

– Я не ненавижу. Я просто не хочу иметь с ней ничего общего по личным причинам.

– Из-за развода?

– Клише, правда? Но да, отчасти это.

– В нем виновата твоя мама?

– Допустим да. Отчасти. Папа тоже не был невинным.

– Но его ты не ненавидишь.

– Я знаю, как это звучит. Это нелегко объяснить.

– Хорошо.

– Что значит «хорошо»? Мне не нравится, как ты это сказал.

– Я просто сказал «хорошо».

– Послушай, вот в чем дело. Они оба совершили ошибки. Но ушла именно мама, понимаешь? Они могли бы все уладить.

– У нее могли быть свои причины.

– Театр развалился. В этом была причина. Работать с папой ей нравилось больше, чем быть его женой. Ее с ним удерживало их сотрудничество. Она актриса, он режиссер, понимаешь? Двойное действие. Они остались бы вместе, если бы их театр процветал. Во всяком случае, я так считаю.

– Почему он развалился?

– «Восточный ветер»?

– Да. Это была вина твоей мамы?

– Нет. Честно говоря, если кто и виноват в этом, так это…

Она повернулась к мигающим огням и музыке, где все было просто и стабильно, где люди – ищущие приключений и заводилы, хиппи, наркоманы и туристы, – существовали ради ощущений, и только это их объединяло.

– Все в порядке, – сказал Кит, его дыхание коснулось ее уха. – Нам больше не нужно об этом говорить.

* * *

Место падения бомбы рядом с театром «Восточный ветер» мало изменилось с того дня, когда вскоре после окончания войны грузовик увез крупные обломки. После того, как появились рекламные щиты, место оставили в покое; оно застыло в своей нынешней форме и неизменными руинами влилось в окружающую среду. Центральная часть, где целиком рухнули четыре террасных дома, представляла собой пустырь, где соединялись между собой земляные насыпи. Из этих холмов, как изюм из торта, торчали куски кирпичной кладки, стекла, металла и дерева. Вокруг торчали и валялись телеграфные столбы, воткнутые в центр, как свечи. Сквозь трещины пробивался бурьян. Щавель и крапива отстаивали жизнь, не обращая внимания на собачье дерьмо, грязные пакеты и застарелый пепел. Тут и там росли плющ, бирючина, бузина и иван-чай.

Участок ограничивали боковые стены сохранившихся домов, на которых еще держались остатки построек. Виднелись очертания лестниц и части внутренних перекрытий и стен. На сохранившихся кусках штукатурки можно разобрать, где раньше были обои или висели картины. Айрис, стоявшей на вершине самого высокого кургана, эта картина напоминала открытый кукольный домик без четвертой стены.

Находившийся рядом с ней Саймон пнул курган носком ботинка. Ударил по нему острым концом лопаты.

– Не выглядит многообещающе, – сказал он. – Сомневаюсь, что мы найдем много полезного для себя, но, раз уж мы здесь, можно порыться.

Теперь, когда ремонт театра был практически завершен, Саймон распустил строительную бригаду. Последние работы он делал сам. Время от времени он брал с собой на пустырь Айрис и Еву, чтобы найти материалы для декораций первой пьесы театра – «Трибунала Син-Сун».

– Все одиночные кирпичи, которые найдете, складывайте туда.

Лопатой он указал на ровный круг земли возле места сбора. – Металл кладите туда. Дерево – туда. Любой хлам или безделушки, все целое,