Между молотом и наковальней - Михаил Александрович Орлов

Во внутренней политике Баязид не пытался преобразовать жизнь подвластных ему народов, не вмешивался ни в религиозные, ни в торговые вопросы, а налоги взимал не более, чем прежние правители. Население, еще недавно находившееся под властью латинян, вспоминало их господство с содроганием и более уповало на неверных, нежели на западных братьев по вере.

После неудачного похода на Болгарию короля Сигизмунда венгерские послы принялись объезжать западные дворы, моля о помощи против неверных и описывая ужасы, творящиеся на их границах. Внимая им волосы вставали дыбом и кровь закипала в жилах. Так или иначе, но венгры заключили союзы с Францией, у которой наступила передышка в Столетней войне, Венецией, испытывавшей затруднения с восточной торговлей, некоторыми воинственными германскими князьями, а также получили благоприятные ответы из Англии, Арагона и рыцарей Суверенного военного странноприимного ордена святого Иоанна Иерусалимского (госпитальеров), которым султан Баязид препятствовал в торговле сахаром – их основном коммерческом предприятии.

В головах предводителей христианского воинства рождались самые причудливые планы общеевропейского похода, выглядевшие довольно фантастично. Одни рассчитывали спуститься вниз по Дунаю и, миновав проливы, высадиться в Яффе, другие собирались двинуться от восточного берега Геллеспонта[114], сметая мусульман на своем пути, через Анатолию, Сирию, Ливан, чтобы вернуть Гроб Господень…

3 июня 1394 года папа Бонифаций IX провозгласил поход против неверных и предал анафеме своего недруга антипапу Климента VII. «Правителю мрака Сатане, обитающему в глубине преисподней и окруженному легионом дьяволов, удалось сделать своего преемника на земле антихриста Климента VII главой христианства, дать ему советников-кардиналов, созданных по образу и подобию дьявола, сынов бахвальства, стяжательства и их сестер – алчности и наглости… Пусть сдохнут они, как собаки или ослы, и волки разорвут их смрадные трупы. Пусть вечно сопутствует им Сатана и его черные ангелы зла. Аминь!»

Климент VII не остался в долгу: «Пусть все проклятия Ветхого и Нового заветов обрушатся на голову папы-самозванца, пусть покарает антипапу и его приспешников Божий меч, пусть погаснут светильники их жизни, а души сгорят в адском огне… Да обрушится на них гнев Всевышнего, и будут они отлучены от церкви Христовой и лишены святого причастия во веки веков. Аминь! Аминь! Аминь!»

Поход за веру оказался под угрозой – одна часть католиков поддерживала одного первосвященника, а другая – его противника. Впору было начинать войну меж собой, а не с неверными, но на пятьдесят втором году жизни авиньонский первосвященник Климент VII почил, что вернуло надежду на преодоление раскола. Все приободрились, посчитав, что Бонифаций останется единственным главой латинской церкви, но зря…

Тем временем организаторы похода собирали деньги от Португалии до Норвегии, договаривались о найме речных и морских судов, вербовали лучников, арбалетчиков и копейщиков. В кандидатах на командные должности недостатка не имелось. Среди всех выделялся сын могущественного бургундского герцога Филиппа Смелого двадцатипятилетний граф Жан де Невер, желавший завоевать себе репутацию великого паладина, хотя пока зарекомендовал себя лишь как кутила и бабник.

Бургундия была так сильна и богата, что некоторые считали ее не французским герцогством, а независимым государством. Правили ею потомки французского королевского рода, по происхождению ничем не уступавшие хозяевам Парижа, и их герцогство досталось им не как дар короля, а как их наследственное владение.

Скептики утешались тем, что важнейшие решения будут приниматься не графом Жаном де Невером на военном совете, состоящем из опытных, поседевших в битвах воителях, в число которых входили Филипп д'Артуа, коннетабль королевства, граф де ла Марш, молодой Жак де Бурбон, Генрих и Филипп Барские, адмирал Франции Иоанн Вьеннский, Ги де ла Тремуль, маршал де Бусико и Ангерран VII де Куси, наиболее способный полководец Филиппа Бургундского.

По призыву короля Карла VI, прозванного Безумным, ибо он страдал неким душевным недугом[115], большая часть высшего сословия Франции собралась под знамена борьбы за веру. С неверными воевать благороднее, чем с англичанами, которые к тому же постоянно били французов.

Еще немного, и королевство опустеет, ибо сопровождать рыцарей в крестовом походе собирались их жены, подруги, челядь, купцы и ремесленники. Французы любили воевать с комфортом.

12

Дерзкий и решительный взгляд выдавал в Анне авантюристку, которую надлежит остерегаться. Прежде Шишка по своей наивности полагал, что слабый пол не способен на злодейства, но, приглядевшись к своей знакомой, засомневался в том.

Иногда Анна пропадала, и он тщетно надеялся, что навсегда, но не тут-то было. Всякий раз «ведьма» (именно так про себя называл он женщину) возвращалась и требовала несуразное. Ох, как надоели ему ее затеи, в которых он ничего не смыслил, видя в них одну глупую бабью прихоть.

Сперва Анна пожелала, чтобы он сопроводил ее в великокняжескую мужскую Спасскую обитель; потом – чтобы свел с одноухим юродивым Андрейкой, обитавшим на Торгу; и наконец попросила уже совсем несуразное – сопроводить в сельцо на Ярославской дороге со зловещим именем Зараза. Там обитали прокаженные, и все проезжающие мимо сего населенного пункта спешили поскорее миновать его. Проказу считали медленной смертью, а больных ею остерегались во все эпохи, ибо случаи излечения от нее неизвестны.

На Западе эту болезнью именовали лепрой, а место жительства больных ею – лепрозориями. Ее боялись даже больше чумы. От последней человек погибал через несколько дней или выживал, а прокаженные мучились десятилетиями, гния заживо, что приводило остальных в неописуемый ужас. Несчастные оказывались как бы заживо погребенными, а потому были злы на весь мир. Чтобы избавиться от зараженных проказой, им отводили земли и снабжали пищей, одеждой и прочим необходимым для существования.

Не без колебаний Шишка исполнил требование Анны, полагая, что после этого она от него отстанет.

После посещения Заразы Анна и правда исчезла. Шишка некоторое время не видел ее, но однажды, к своему удивлению, узрел на великокняжеском дворе. Она по-свойски подмигнула ему левым глазом и как ни в чем не бывало проследовала мимо. Ее вид так поразил рынду, что у него непроизвольно отвисла нижняя челюсть. В жизни все так переплетено, что невозможно разобрать, где черное, а где белое, не говоря уж об оттенках цветов. Поинтересовался у привратника:

– Кто такая, откуда взялась?

Тот лениво зашевелил тяжелым, будто окостеневшим языком:

– Анюта из Плискова[116], чтица великой княгини.

«Как же она сюда попала?» – не мог взять в толк Шишка. Его она использовала втемную, считая не слишком надежным. На разработку и осуществление сложной многоходовой интриги Анна потратила немало сил, средств и времени.

Началась реализация