Между молотом и наковальней - Михаил Александрович Орлов

данным ему поручением. Великий князь ничего определенного не наказал, но не скрыл и чего от него ждет. Задание выглядело не сложным, но хлопотным. Боярин по своей натуре скорее рубака, нежели политик, о чем свидетельствовал багровый сабельный шрам на лице. Когда требовалось, он участвовал в переговорах, ибо считался универсальным человеком, способным как руководить полком, так и решать деликатные дипломатические вопросы.

В ожидании отплытия пришло известие о разгроме Тохтамыша на Тереке. Про хана сперва говорили, что он погиб, затем – что пленен, и только потом узнали, что он бежал в Литву.

Итальянские колонии в Причерноморье жили за счет торговли с Востоком, но под влиянием различных геополитических катаклизмов маршруты Великого Шелкового пути менялись. Вот и сейчас Железный Хромец перерезал северную его ветвь и теперь торговым караванам из Китая не добраться уже до Крыма, остался только южный маршрут, идущий к Средиземному морю через Персию и османские владения. Объем коммерческих перевозок по Великому морю упал, а с ним и прибыль торговых компаний. Так начался закат Генуи.

Наконец посольство, отплыв из Кафы, добралось до Константинополя. Остановились на русском подворье в Старой Пере[123], и сообщили, кому следует, о своем прибытии.

В городе ощущался недостаток продовольствия, потому москвичам доставили солонину, вино и пшеницу непосредственно из императорских кладовых. На следующий день без проволочек их принял сам василевс во Влахернском дворце, который высился над бухтой Золотой Рог, пригородными парками и городом.

Аудиенция проходила в тронном зале, облицованном гранитом и украшенном чудесной мозаикой. Император Мануил II Палеолог в белоснежных одеждах с золотом венце восседал на троне, спинку которого украшала шкура леопарда. Вид и осанка августа поражали своей величественностью.

Тот, кто уверен в своем превосходстве над остальными, доброжелателен и снисходителен к слабостям других. Это те, кто поднялся из низов, завоевывают свое место под солнцем, доказывают свою значимость, ум и талант. Мануилу не требовалось этого. Баязид однажды, после посещения его василевсом, заметил своим приближенным: «Если бы кто-то не ведал, кто это таков, то по одному его виду признал бы в нем императора».

Будучи человеком пытливого ума, император с молодости усердно постигал науки под руководством Димитрия Кидониса[124] и сочинил несколько религиозно-философских трактатов. Природа щедро наделила его талантами, но политическая ситуация принуждала бессильно взирать на происходящее вокруг, не имея возможности что-либо изменить.

Кроме придворных на приеме московского посольства присутствовала благочестивейшая августа Елена Драгуш, дочь сербского князя из Восточной Македонии, в пурпурной столе[125], по подолу и рукавам которой шла широкая кайма с крупным орнаментом. На коленях она держала первенца наследника престола двухлетнего Иоанна и чем-то напоминала то ли Пресвятую Богородицу из южной галереи храма Святой Софии, то ли Пенелопу из «Одиссеи» Гомера. Иногда она улыбалась сыну и что-то шептала ему на ушко, а потом поднимала голову, внимая речам посла.

После приветствия боярин так цветисто изложил, зачем прибыл, что Шишка, не имевший богатого словарного запаса, неоднократно затруднялся с переводом, неся отсебятину. Впрочем, смысл речи Федора Андреевича сводился к тому, что великого благоверного князя Василия Дмитриевича неверно поняли. Князь почитает венценосного греческого царя за отца родного и отнюдь не запрещал поминовение его при церковном богослужении, а остальное – недоразумение или навет недоброжелателей.

Мануил не поверил ни единому слову Федора Андреевича Кошки, но понимал, что время для ссоры неподходящее, а потому лишь кивал, тем более что владел славянским языком, ведь его жена была македонкой, а во время семейных ссор чужое наречие усваивается быстро. Для посла это также не имело значения, главное – восстановить согласие с греками любой ценой. За этим его и прислали.

Потом Федор Андреевич посетил дом Святой Софии, дабы задобрить патриарха Антония, и от лица московского князя вручил ему ларец с серебром, что пришлось как нельзя более кстати и произвело на главу церкви хорошее впечатление.

Финансовое положение константинопольских священнослужителей давно находилось в плачевном состоянии, к тому же число православной паствы неуклонно сокращалось. Османы, не принуждая христиан к переходу в ислам, предоставляли своим единоверцам налоговые льготы. Это многих соблазняло. Вера верой, а достаток достатком…

15

В конце августа у константинопольского ипподрома созревали каштаны. Греки сбивали плоды палками, жарили их на противнях и продавали с пылу с жару за медный обол. Обол к оболу, и они складывались в милиарисий, так называли серебряные византийские монеты, бывшие в ходу при императорах Палеологах. Арену для бега не раз перестраивали, но каштаны неизменно росли подле нее, давая тень прохожим и пропитание беднякам.

Осенью, в благословенную пору сбора урожая, венецианская галера «Святое семейство» ворвалась в гавань Феодосия, табаня веслами, чтобы погасить скорость и не ободрать борт о каменный причал. Матросы спустили сходни, и на берег легкой мальчишеской походкой сбежал худощавый молодой человек лет двадцати пяти с серебряной серьгой в левом ухе. Его звали Пиппо Спано, хотя в официальных документах важно именовали синьором Филиппо Буондельмонте дель Сколари.

Его прислал король Сигизмунд Венгерский с конфиденциальным поручением. Тот привез скорбную весть о кончине королевы Марии Венгерской, старшей сестры Ядвиги Польской. Та упала с лошади на конной прогулке на последних сроках беременности. В Венгрии начались мятежи, знать не желала видеть на престоле овдовевшего Сигизмунда. Чтобы урегулировать сложившуюся ситуацию, пришлось пойти на уступки владетельным баронам.

Принес посланец и добрую весть. Монархи Европы отнеслись к просьбе венгров о помощи против нечестивых агарян[126] благосклонно. Замыслы самого Сигизмунда не простирались далее приграничной военной кампании. Войне намеревались придать общехристианский характер. Неожиданно венгерский король Сигизмунд оказался руководителем ополчения всей Европы.

Однако он желал лишь обеспечить безопасность своих восточных границ, которые постоянно нарушала турецкая вольница, не подчинявшаяся никому, кроме Аллаха, и действовавшая на свой страх и риск. Полуразбойники, полуборцы за веру не надеялись на снисхождение, но и от них того никто не ожидал. Ночью на стены замков забрасывали веревки с железными крюками, и турецкие воины взбирались на укрепления. Начиналась резня. Полусонные христиане не могли дать достойный отпор и женщины с детьми доставались победителям. Тут же сортировали пленников: одних ожидала смерть, других определяли на прочие нужды.

Король Венгрии направил Пиппо Спано в Константинополь, дабы тот уговорил василевса прислать отряд православных воинов для участия в общеевропейском походе, намереваясь продемонстрировать этим единство христианского мира. Однако людей у Мануила еле-еле хватало для обороны столицы. Опасаясь разозлить горячего Баязида, он отказал посланцу Сигизмунда.

В августе король Франции Карл VI в пору своего просветления торжественно поручил графу