Между молотом и наковальней - Михаил Александрович Орлов

Однажды на тюленьем промысле в полуночном море Никифор со своей артелью попал в скверную передрягу. До полудня стояло лето, даже кафтаны поскидывали, а после ветер сменился. Небо заволокло тучами, повалил снег и нагнал откуда ни возьмись льдины. Ничего не оставалось, как только пристать к ближайшему островку. Там нашли срубленную кем-то избенку, а в ней два скелета. Дни становились все короче, тот, кто поздно вставал и белого света не видел. Воздух сделался хрустальным от мороза, от него дух захватывало, но самое худшее случилось позже – часть скудного провианта, оставшегося на коче[137], сожрали белые медведи. Замаячил призрак голодной смерти. Никифор решился на людоедство.

Весной, когда лед сошел, Никифор вернулся домой и отдал семьям погибших причитающуюся им долю моржовой кости. На свою беду, он покаялся в убийстве приходскому попу, ибо не мог держать свой грех в себе. Тот, однако, не сохранил тайну исповеди. Пришлось Никифору бежать на Вятку, ибо простить такое ему не могли. Там он со временем принял священнический сан.

Известие о приезде протопопа в Никулицин повергло сестер в растерянность, словно кур, услышавших, как лиса подрывает нижний венец на птичьем дворе. Арест «учителя» грозил заблудшим сестрам прерыванием связи с темными силами. Тогда они прибегли к искупительной жертве и для этого избрали немого пастушка Ванюшку, выгуливавшего монастырское стадо. «Смерть невиновного обрадует Дьявола и подтвердит нашу преданность», – полагали сестры.

Пастушка в цепях доставили в Хлынов и заточили в острог.

Кирдяпа не поверил расследованию протопопа и попросил отцов города отсрочить приговор. Те уступили, и Кирдяпа вместе с Симеоном отправился в Никулицин.

18

Известие о победе Тимура Гурагана (русские летописи называли его Темир-Аксаком) докатилось до Руси. Юрий Святославович Смоленский со своей дружиной тут же отправился к отцу своей жены Олегу Ивановичу Рязанскому, дабы поддержать его, ибо путь на Русь пролегал через княжество тестя. Этим он подтверждал то, что готов стоять за него «честно и грозно». Старший его брат Глеб Святославович остался в Смоленске.

Витовт тоже объявил, что намерен помочь своему зятю Василию Дмитриевичу Московскому против антихриста. Разорив Рязанское и Владимирское княжества, Железный Хромец неминуемо повернет назад, и разграбленные земли достанутся тому, у кого хватит сил удержать их.

Дорога от Вильно до Москвы пролегала через Смоленск. Немало воинских дружин, торговых караванов и разбойничьих ватаг видали здешние проселки. Форсировав Днепр, Витовт разбил на левом берегу лагерь и, огородив его повозками, выставил боевое охранение. Находясь здесь, он преграждал неприятелю дорогу на Литву, а переправившись на правую сторону мог в случае чего оторваться от преследователя.

Узнав о стане Витовта на берегу Днепра, Глеб Святославович скуки ради отправился к нему, посчитав, что неплохо знает литовского князя, ибо после гибели отца Святослава Ивановича в битве под Мстиславлем[138] литовцы пленили его, взяв со Смоленска изрядный откуп, и посадили там второго сына – Юрия. Присоединять город к Литве пора не настала, ибо в это мог вмешаться московский князь Дмитрий Иванович, полки которого стояли у Можайска, в трех переходах от города. Ягайло поостерегся прямого столкновения с ним, помня Куликовскую битву.

Когда в Вильно раскрыли заговор Витовта, тот бежал в Орден, прихватив с собой пленника Глеба Святославовича. Освобождение к последнему пришло, откуда он не ждал: на этом настоял великий магистр Тевтонского ордена Конрад фон Валленроде.

Вернувшись домой, бывший пленник, как старший из братьев, в соответствии с династическим правом потребовал передать ему отцовский престол, но яд власти уже разъел душу Юрия Святославовича и бороться с этим не было ни сил, ни желания.

Витовт одарил Глеба Святославовича подарками и предложил себя в качестве третейского судьи в распрях смоленских князей. Гость загорелся этой идеей, и вернувшись домой, собрал братьев, которым сообщил о предложении литовского государя. Те долго выпытывали об условиях посредничества, сомневаясь то ли в намерении его, то ли в словах старшего брата.

– Да зачем мне лгать? Христом Богом прошу, верьте мне, – убеждал собравшихся Глеб Святославович, осеняя себя крестным знамением.

В завершение встречи он показал всем подарки, полученные от Витовта: миланский панцирь и свору легавых не виданной здесь вислоухой породы. Но более всего братьев убедила охранная грамота с восковой печатью, на которой красовался всадник с обнаженным мечом. Ей поверили как откровению, а кроме того вспомнили, что приходились братьями Анне Святославовне, жене Витовта, и понадеялись на нее в случае чего.

Веселые, не вполне протрезвевшие после застолья братья отправились в литовский лагерь, прихватив с собой бояр и скоморохов для веселья, развлекавших всю честную компанию игрой на гудках и свирелях. Ехали, словно на гулянье или на именины к разлюбезной куме. По пути раскатисто и плавно затянули старинную песню:

Ой, Ладо! Ой, Ладо! На кургане

Соловей гнездо завивает,

Ну а иволга его развивает.

– Хоть ты вей, хоть не вей,

Не быть твоему гнезду свиту,

Не бывать твоим птенцам в полете,

Не петь им в лесных дубравах…

Можно представить себе, как изумились литовцы из боевого охранения, когда из березовой рощи послышалась музыка с нестройным залихватским пением, а потом показалась кавалькада разряженных, расхристанных всадников.

Витовт принял гостей в огромном цветастом шатре, рассмотрел подарки: кубки, оружие, парчу и остался доволен. Закон гостеприимства требовал угостить Святославовичей. Накрыли стол, рассадили всех согласно знатности рода, подали кушанья и наполнили кубки сладкой итальянской мальвазией. Осушив по чаше, взялись за ножи, ибо ели руками, обрезая себе приглянувшиеся куски. Тут хозяин дважды хлопнул в ладоши. Словно из-под земли, выросли вооруженные люди в кольчугах и латах с обнаженными мечами. Один из бояр попытался было обнажить саблю, и тут же его пронзил безжалостный клинок литовца. Смоляне застыли с разинутыми ртами и поднятыми ко рту ложками с похлебкой или с отрезанными кусками мяса. Глеб Святославович тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, но не помогло… В наступившей тишине раздался спокойный, чуть насмешливый голос хозяина:

– Всех под стражу!

Уразумев, что добиться успеха можно только пренебрегая условностями морали, Витовт усвоил: главная цель государя и политика – добиться победу любой ценой. Если сие получится, то никто не осудит, а вероломство так же естественно для правителя, как полет для птицы. С тех пор как Ягайло умертвил Кейстута, Витовт отлично запомнил преподанный ему урок и, не питая к