Благовест - Алиса Клима

Вера не заметила, как дошла до библиотеки. За столом Ларисы восседала Губина и вместо подготовки доклада на тему «Воспитание патриотизма среди заключенных ИТЛ в условиях планов пятилетки» читала тургеневских «Отцов и детей». Она не могла сообразить, как составить доклад на такую тему, и жалела, что ей не дан эпистолярный или хотя бы авантюристический дар, чтобы легко и изящно сочинять мучительные тексты. А Тургенев имел дарование уже давно высказаться на злободневную для Губиной тему.

Увидав Веру, она торопливо накрыла книгу газетой.

– А, это ты, Александрова. Чего хочешь на сей раз?

– Здравствуйте, Люба Степановна, – беззастенчиво назвала ее по имени Вера. – Что читаем-с?

– Любопытной Варваре нос оторвали, – бросила огорченно Губина. – Доклад пишу.

– Так я ж не Варвара, гражданка политрук, – усмехнулась Вера. – Хотите, помогу?

Губина изобразила вид оскорбленного достоинства.

– Начальник собирает Комитет в три – не успеешь, – сказала она обреченно.

– Пфф, – Вера засмеялась. – Да я за три часа вам пьесу напишу в трех актах.

– Скромности в тебе все-таки нет и не будет, – уже радуясь в душе, заметила Губина.

– Скромность украшает тех, кому больше нечем себя украсить, как говорит Сердючка!

– Нашла с кого пример брать! – Губина приподнялась и протянула листок с названием доклада. – Ты еще Гельку начни цитировать.

– Я напишу, а вы уж добавьте жареного.

– Это как это?

– Ну, цифры, показатели, факты какие-нибудь, – протянула Вера. – А я вам соображу структурный доклад и проверю грамотность вашей части.

– Ишь ты! – хмыкнула Губина. – Нахальство – второе счастье. Проверит она. Ну и проверь. А волосы-то чего отчекрыжила?

– Начинаю новую жизнь, – подмигнула Вера. – Кстати, Люба Степановна, как там наш «судовой журнал»? Кто приходил? Кто книги брал?

– Да никого почти не было, – махнула рукой Губина и протянула тетрадь. – Пока уроки вести не начнешь, читать не будут. Приходили два бича – на самокрутки бумагу выпрашивали.

Вера быстро пробежалась по списку выдач и пожала плечами.

– Правда, еще Грязлов заходил, – вдруг добавила Губина.

Вера невольно вздрогнула, едва скрыв волнение.

– Вас проверял? – спросила она лениво.

–Прям уж!– Губина недовольно затрясла головой. – Спросил какого-то Гилярунского, что ли. Взял книгу, долго листал, вертел и потом ушел – не забрал. Я отродясь не видала, чтобы он хоть что-то читал, кроме разнарядок и кляуз.

Вера раскраснелась. Все же, как подсказывало сердце, она шла по верному следу. Остался нерешенным лишь ребус с конюшней. Веру злило, что Ларионов не слушал ее, игнорировал умозаключения и гипотезы и вообще относился к ней с высоты мужского шовинизма и амбиций, никак не отказываясь от положения «хозяина в доме».

После встречи с Комитетом она решила улучить момент и поговорить об окончательном плане действий с Клавкой. Прорваться в конюшню стало решающей необходимостью. И каким бы странным и роковым ни казалось совпадение с прошлогодним концертом, день премьеры пьесы мог оказаться самым подходящим для реализации «шмона». Осталось продумать детали с компаньоном – Ватсоном зоны – Клавкой Сердючко.

Составив доклад ровно за три часа, Вера отправилась на заседание Комитета в дом Ларионова.

Читая текст, Губина на некоторых частях даже прослезилась – так красочно и достоверно предлагались нужные обороты, термины и эпитеты. «Нарком просвещения не мог бы написать лучше, – удовлетворенно подумала она. – Одно слово – писатель. Талант!»

Еще в сенях Вера услышала голоса членов Комитета, и громче остальных звучал голос Клавки:

– Ну вот ей-же-ей, не надо откладывать спектакль на декабрь! – повышая тон, вещала она. – В тот декабрь что было?! Надо делать в ноябре – и точка.

– Пока я не принял решение, я бы ставил многоточие, – слышался ироничный голос Ларионова.

– Ну что вы, гражданин начальник, в самом деле! – не унималась Клавка. – Вам же сказано было комиссией: годовщину отмечать. А вы сомневаетесь. Вы же не сомневающийся субъект, в конце концов.

До Веры донесся тихий смех Ларионова.

– Вот придет Александрова, спросим ее мнение, – закончил он.

– Я уже тут!

Вера быстрым шагом вошла в кухню, где вокруг стола заседали члены Комитета, позади на табурете расположилась Федосья, а Валька была вовлечена в нескончаемую деятельность по приготовлению харчей.

Вера скинула косынку и, сделав вид, что ничего не произошло, прошла к столу, остановившись позади Инессы Павловны.

Ларионов не мог скрыть удивления. Блуждал по ее лицу взглядом, не в силах поверить, что она решилась остричься. Перед ним была та Вера, которую он впервые увидел в прихожей в доме ее родителей на Сретенском бульваре. И робость, и задор, и нежность – все было в ней, как в тот день, когда он влюбился в ее страстную и ласковую натуру.

Он замешкался и перевел взгляд на членов Комитета, не в силах мгновенно овладеть собой. Женщины украдкой переглянулись. Клавка не выдержала и прыснула.

– Что ж, – начал он и поперхнулся. – Вот Ирина пришла… Ира… – Он вдруг встал, вышел в кабинет и вернулся спустя несколько минут. – Ира, – продолжил он, – ты…

– Я слышала разговор, – с улыбкой прервала его Вера. – Я согласна с Клавой. Праздник не стоит затягивать и переносить с годовщины на Новый год.

– И почему же? – Ларионов вернулся на свое место за столом. – Ты в курсе, что дезинфекция может затянуться?

– А шо тянуть? – вмешался недовольно Фимка. – Раньше сядем – раньше выйдем, как говорят в Одессе. Обреют пусть всех – делов-то…

– С тебя и начнем, – усмехнулся Ларионов.

– Не, мне нельзя! Я – менингитчик.

Члены комитета засмеялись.

– Ты – симулянт и трепло, – заметил Ларионов.

– Впрочем, как вы желаете, Григорий Александрович, – вдруг сказала Вера. – Но ведь каждая минута дорога…

Ларионов вскинул на нее взгляд.

– А что такое? – вкрадчиво спросил он. – Мне что-то снова неизвестно?

Вера замялась.

– Это, конечно, предрассудки, – вмешалась Инесса Павловна, – и это, конечно, лирика, но люди не хотят делать праздник в декабре, потому что еще свежи в памяти события прошлого года. Был страшный пожар… Погибла Анисья Фролова…

Ларионов сник и с горечью осмелился взглянуть на Веру.

– Гражданин начальник, – заговорщически снова встряла Клавка, и Вера была рада, что Клавка оказалась рядом: та всегда умела разрядить обстановку. – В этот раз пожара не будет – обойдемся потопом!

Федосья слегка пихнула Клавку под зад ногой.

– А что?

Ларионов поджал губы и оглядывал всех.

– Давайте так, – вздохнул он. – Если дезинфекция закончится к первому ноября, я разрешу провести представление седьмого числа.

– Не успеем, – бубнила Федосья.

– Тогда на декабрь перенесем, – заключил он. – Вы так жмете сроки, словно собрались куда-то. Или, Клавдия, у тебя еще где-то гастроли?

Заключенные засмеялись.