Благовест - Алиса Клима

– Зачем пожаловали? – усмехнулся он, лениво потягиваясь и выпячивая брюхо, заполненное недополученными зэками пирожками. – Отходов пока нет. А хочешь молоку селедочки?

– А вот и хочу, – бойко сказала Полька.

– Поцелуешь? – ухмыльнулся Фрол.

– За поцелуй полагается стерлядь, – не стушевалась Полька, а Фрол беззвучно и криво усмехнулся усами и животом, отворачиваясь и словно говоря этим, что за стерлядь он найдет барышню формами побогаче и получит не только поцелуй.

Полька переглянулась с Верой и презрительно закатила глаза, словно считывая мысли Фрола.

– Фрол, ты ведь умеешь мясо рубить? – спросила затем Полька, а Вера недоуменно заулыбалась.

– А чего ж не могу? – снова ухмыльнулся Фрол. – Почитай, всю жизнь рублю скот. Могу и тебя, если надо.

– Дурак ты, Селиваныч! – смешливо заметила Полька. – А можешь мою косу рубануть – вот тут прям на пне?!

– Поля, ты не в себе. – Вера подтолкнула Польку в бок. – Что ты такое выдумала?

– А чего к цирюльнику-то не пойдешь? – безразлично зевнул Фрол.

– Цирюльнику сейчас дали указание всех наголо брить! Не до нас ему нынче…

Фрол хмыкнул и пошевелил усами:

– Ты, девка, как погляжу, совсем ума лишилась.

– Я слыхала, – Полька обернулась к Вере, – что всяк, кому косу обрубают, начинает новую жизнь. Свобода! Понимаешь?

– Поля, – Вера покачала головой, – ну что за околесицу ты несешь?

– А вот и не околесицу! – вспыхнула Полька. – Мне чахоточная Миля из Сиблага сказала – ее месяц как перевели к нам. Там девки косы порубили, и троих выпустили почти сразу по УДО.

Вера не знала, что сказать.

–Ты голову мне не морочь,– забасил Фрол.– Хочешь, чтобы косу обрубил,– вон, лягай[47] головой на пень. Я топорик принесу – и делов-то…

– Поля, не надо! – Вера схватила ее за руку. – Это глупость какая-то. Пойдем к цирюльнику.

– Вот и иди! А я хочу на вольное поселение, – решительно заявила Полька и кивнула Фролу, чтобы тот шел за топором.

Тот нехотя поднялся и пошел на склад. Скоро вернулся с большим мясным чекмарем.

–Ну, лягай теперь на пень,– вальяжно, со знанием дела приказал он.– Боком голову ложь[48], а то вместе с кочерыжкой кочан сниму, – засмеялся он.

Вера похолодела. Но Полька послушно опустилась на колени и положила голову набок, будто даже не волнуясь. Ее небольшая русая коса сиротливо белела на пне. Фрол аккуратно ее поправил и начал прицеливаться.

Полька подмигнула Вере, а та, оцепенев от ужаса, смотрела на эту непостижимую и чем-то страшным завораживающую сцену. В голове словно ожила невиданная ею, но вдруг понятая картина:

На Болоте стоит Москва, терпит:

Приобщиться хочет лютой смерти.

Надо, как в Чистый четверг, выстоять.

Уж кричат петухи голосистые.

Желтый снег от мочи лошадиной.

Вкруг костров тяжело и дымно.

От церквей идет темный гуд.

Бабы все ждут и ждут.

Крестился палач, пил водку,

Управился, кончил работу.

Да за волосы как схватит Пугача.

Но Пугачья кровь горяча…[49]

Вера вздрогнула от странного звука – тугого и глухого. Топор врезался в пень.

Она открыла глаза. Полька поднималась с колен – на пне лежала отрубленная девичья коса. Полька, как маленькая девочка, с укороченными под уши волосами весело и немного растерянно смотрела на подругу.

Веру охватил какой-то морок. Что с ними тут происходило? Тьма не кончалась. Рубили волосы с головы, рубили головы с плеч. Эти символы словно вогнали ее в гипнотическое состояние.

– А ты чего? – устало пробасил Фрол. – Глаза – что твои черепушки. Будешь тоже лягать или как?

Вера словно вглядывалась в бездну. Она вспомнила день, когда смотрелась в зеркало на даче, увидев отражение юного Ларионова. То была совершенно другая, недоступная ей более жизнь. Миг блеснувшего счастья, миг сладких волнений и надежды, миг несбыточной любви всей ее жизни.

Они все становились в этом лагере безумными и обреченными. Безумными были их дни, разговоры, действия. И будущее казалось безумным и бесформенным, как неустрашимая и беспощадная лавина, летящая на маленькие села с горы. И Пугачев был обезглавлен за его бунт.

Любое непослушание грозит лобным местом. Но разве не было любви в людях? Так ведь быть не могло. Любовь была в каждом, а что же во всех вместе? И как же тогда летели эти головы? Летели, окропляя кровью снег с лошадиной мочой; летели в ямы и овраги; летели прямиком в рай, без отпевания под сводами разрушенных и оскверненных храмов.

Не помня себя, она прошла к пню, встала на колени и положила голову набок. Вытянула и уложила густые лоснящиеся волосы. Фрол снова привычным движением заботливо их поправил.

– Покороче? – засмеялся он.

– Руби! – крикнула Вера и крепко зажмурилась, обхватив пень так сильно, что не чувствовала пальцев.

Сердце билось столь быстро, что на какое-то мгновение она перестала дышать. Только услышала, как прогудел воздух от взмаха топора, и потом снова этот страшный глухой звук его вхождения в плоть дерева.

Все было кончено. Вера чуть пошатнулась, когда Фрол извлек топор, но продолжала лежать головою на пне. Над ней плыли облака на фоне серо-голубого блеклого октябрьского неба. Вдалеке за егозой темнел лес; вокруг были какие-то звуки. Глухота начала отступать, а сердце удивительно быстро стало замедлять биение, словно успокоилось и снова доверяло обстоятельствам.

Полька подошла к Вере и заглянула в глаза.

– Все хорошо? – спросила она с нежной улыбкой.

Вера медленно оторвала голову от пня и стала подниматься с колен, не ощущая рук. Теперь она понимала, что люди ни о чем не думали на плахе. Была только тишина и замершее дыхание. И еще была жизнь! Жизнь с ее чудесами и уродствами; с ее грехами и искуплениями; с ее предательствами и прощением; с ее парадоксальным обновлением и бесконечностью в смерти…

– Волосню в бак кидайте! Вшей на десерт, что ли, оставляете? – пробурчал Фрол. – Сожгу ваши чертовы лохмы, а то птицы разнесут да репки захворают.

Вера собрала волосы. Темные блестящие пряди смешались уже с русыми и тонкими волосиками Польки.

– Казнь прошлого состоялась, – тихо промолвила Вера.

– Что? – не поняла Полька.

– Да так, – вдруг улыбнулась Вера, тряхнув головой. – Ну, как я тебе?

– Просто блеск! Ты стала еще красивее! – Полька обняла Веру.

– Ладная, – ухмыльнулся Фрол оглядывая фигурку Веры.

– «Хороша Маша, да не ваша»! – язвительно заметила Полька. – Пойдем-ка отсюда.

– Ну во-от! – забасил Фрол. – Хоть бы спасибо сказали.

Прочитать дополнительную