В Одессу на майские. Некурортный роман - Ирина Викторовна Буторина

— Капиталистом хочешь стать? — удивился Славик.

— А почему бы и нет? — расплылся в улыбке Пашка. — Деньги — это всегда хорошо.

— А вам не кажется, что идеи этих мыслителей в наше время устарели? — спросил Славик.

— Почему устарели? Я, например, теперь знаю теорию прибавочной стоимости. Чем меньше работникам платишь, тем она выше и выше прибыль.

— Вот он — подрастающий эксплуататор, — напал на друга Глеб.

— Ребята, это хорошо, что вы классиков читаете, но и мировыми новостями надо интересоваться. Гитлер доказал всем, что фашист не любит и коммунистов, и монархистов, и демократов. Яркий пример тому — Петя: поехал в страну победившей демократии, как её на Западе называют, а попал в руки к фашистам. Они не спросили у него: «За кого ты: за белых или за красных?» У них любимый цвет коричневый. Они его в такие тона и окрасили, — вздохнул отец Славика, кивнув на кровать, где виднелось тёмное от ожогов лицо Пети.

— Отец, ты зачем ребят мучаешь? Им спать пора, — рассердилась на мужа мать Славы.

— Я их не мучаю, я им говорю, что в мире запахло войной.

— И что они должны делать?

— Должны не только об этом не забывать, а обязаны говорить об этом на всех перекрёстках, должны митинговать, протестовать против войны. Вот ведь, что в России, что в Беларуси, ни одного митинга не было в осуждение событий в Одессе. Никто не выступил против украинского фашизма. Ребята случайно с этой бедой столкнулись. Помогли, молодцы, а ведь могут забыть, все на несчастный случай списать, не понимая, что война уже дышит им в лицо.

— Никогда не забуду, — вдруг отозвался со своей кровати только что мирно посапывавший Петя.

Я так решил

Обратная дорога от Гомеля до Питера пролетела за окнами «уазика». Пётр был доставлен в Военно-медицинскую академию и с большим вниманием там принят. Не было в госпитале человека, который бы не хотел на него взглянуть и расспросить об одесских событиях, но лечащий врач запретил ему давать интервью, чтобы не продолжать жить в чудовищных воспоминаниях.

— Не успокоишь душу, и тело не пойдёт на поправку, — внушал он Пете. — Тебе надо много сил, чтобы выйти из стресса и восстановить изувеченный организм. Как твои органы ещё работают, не пойму? Ведь все отбито, рёбер целых нет, сотрясение мозга, ноги избиты, рука поломана, лицо обожжено. С лицом — это мы решим, применим новые препараты, те, которыми лечили Филина…

— Лесного? — поинтересовался Пётр.

— Какого ещё лесного? Филина, главного балетмейстера из Большого театра, его кислотой облили, не слыхал?

— Наверное, слыхал, сами говорите, сотрясение, вот и стряхнулось в голове что-то, мозга за мозгу зацепилась, — опять пошутил Пётр, стараясь скрыть свою непросвещённость.

— То, что шутишь — это хорошо, моё дело — привести тебя в порядок, но без твоей помощи в этом вопросе не обойтись. Настраивайся на оптимистический лад.

— Не поверите, но все говорят, что я человек весёлый.

— Поэтому, видимо, и выжил, что весёлый, грустный бы преставился от одного пережитого стресса.

— Да нет, помирать мне некогда, дел полно и должников много в Одессе осталось…

— Надумал мстить?

— Я не знаю, что я надумал, но уверен, что не прощу…

— Ладно, Аника-воин, давай лечиться, мстить будешь потом.

Посетителей у Петра было множество. Во-первых, уже на второй день в Питер прилетел отец и взялся выхаживать сына. Приходили друзья, потом потянулись все его прежние подружки, которых по его просьбе не пускали в палату. Приятно было, что не забыли, но грустно от того, что не было рядом любимой. Понятно, болеет, но даже телефонный диалог с нею не налаживался. Он позвонил ей ещё на подъезде к Питеру, взяв телефон у Паши: собственный потерял ещё в Одессе.

— Я слушаю, — услышал он в трубке слабый голос подружки.

— Это я, как ты? — сказал Петя, ожидая бурных эмоций.

— Ты уже здесь? — ответил равнодушный голосок, и тут же послышался тяжёлый кашель.

— Подъезжаем к Питеру, — ответил он, стараясь говорить бодро и громко.

— Как ты?

— Живой. Пришлось напрячься. Мы же решили жить долго-долго и умереть в один день. Спасибо, что спасла.

— Это не я, это ребята. Я просто рассказала…

Пете стало не по себе, ему казалось, что он разговаривает не с любимым человеком, пережившим с ним вместе невыносимые тяготы, а просто с давней, но неблизкой знакомой.

— Мне сказали, что у тебя воспаление лёгких?

— И не только, — опять послышался в трубке заглушаемый кашлем голос.

— А что ещё?

— Да не всё ли равно?

— Почему мне должно быть всё равно? — удивился Пётр. — Ты поняла, кто тебе звонит?

— Поняла… Рада, что ты выбрался из этой проклятой Одессы. Позвони завтра. Не могу говорить, кашель.

Он позвонил на следующий день с нового телефона, который купил ему отец.

— Привет, Ириска, мне показалось, или ты на меня обижена?

— Ну, при чём тут обижена? Я больна, мне плохо, я кашляю, температура не спадает, ещё придатки воспалились, одним словом, мне не до обид. Поправиться бы, — сказала она с раздражением и опять зашлась в кашле.

— Ну, извини, понимаю, что виноват, но так получилось, — пытался оправдаться парень.

— Да ладно, всё, проехали, сам поправляйся…

После этих слов в трубке послышались короткие гудки.

Петя отложил трубку и уставился в потолок. Конечно, он понимал, что виноват. Зачем потащил на Украину? Почему не выяснил, как и что? Но ведь он и так наказан, почему она этого не понимает?

— Позвонил? — зашёл в палату отец.

Он был таким же рослым и светлым, как сын, но его волосы уже отливали сединой, а юношеская стройность давно сменилась мужской осанистостью. Когда он узнал о случившейся с сыном беде, его и без того начавшая белеть голова за одну ночь совершенно поседела. Жена совсем слегла, у неё было больное сердце. Приехать к сыну не смогла, да и не следовало ей видеть его в таком виде, не выдержала бы. Отец поселился в общежитии на месте сына, компенсировал ребятам, как они ни отнекивались, все потраченные на поездку деньги. Ребята рассказали ему об Одессе всё, что знали. К сыну он с расспросами не приставал.

— Позвонил, — ответил Петя, не отрывая взгляда от потолка.

— Плохо поговорили?

— Нормально, и давай не будем об этом.

— Ты её тоже пойми. Девчонка, а тут на неё такое свалилось. Видимо, плохо себя чувствует, начнёт поправляться и защебечет. Женщины, они такие.

— Понял, —