Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

В образовавшуюся брешь немедленно вклинились англичане, до сих пор не принимавшие активного участия в сражении, а также части французской 5-й армии (к тому времени вместо Ланрезака у нее был новый командующий – Франше д'Эспере). Однако они продвигались с крайней осторожностью, и в этот день не доставили больших хлопот немцам.

Утром 9 сентября Клук возобновил атаки на армию Монури. К полудню ему удалось сильно потеснить левый фланг французов. До Парижа оставалось каких-нибудь 30 километров, когда Клуку доложили о появлении у него в тылу англичан. Аналогичную угрозу своим тылам обнаружил и фон Бюлов.

«План Шлиффена» рушился на глазах. Но кто должен был нести ответственность за роковой приказ о его отмене? Последние двое суток командующие 1-й и 2-й германских армий из-за перебоев со связью потеряли сообщение с Генеральным штабом. Согласовать неизбежный отход было не с кем. В этих условиях всю тяжесть решения взял на себя представитель Генштаба подполковник Рихард Хенч, накануне присланный Мольтке для выяснения оперативной обстановки. Он распорядился начать отступление и прямо на штабной карте Клука прочертил линию, на которой должны были остановиться немецкие войска.

Правое крыло германской армии стало откатываться к северу. Немецкие солдаты были настолько измотаны, что, взятые в плен, сразу засыпали мертвецким сном. К счастью для Клука и Бюлова, французы чувствовали себя не лучше, а британцы действовали неуверенно и не смогли расширить прорыв. Первая и Вторая германские армии быстро сомкнули разорванный фронт и отступили в полном порядке.

В сражении на Марне умиравшие от усталости немцы, французы и англичане нашли в себе силы перебить сотни тысяч врагов. Потери враждующих армий были почти равны: во французских и немецких войсках убыло убитыми, ранеными и пленными примерно по 250 000 человек, у британцев – 13 000.

Битва на Марне была ознаменована также робким началом химической войны. Французы первыми применили 26-мм ружейные гранаты со слезоточивым газом (этиловый бромацетат). В каждой гранате было 35 г газа, который на открытой местности быстро рассеивался без всякого вреда для противника.

Германский прилив, затопивший Бельгию и северо-восточную Францию, отхлынул. Французская пресса трубила о «чуде на Марне». И лишь немногие посвященные знали, что секрет этого чуда заключался в двух отсутствующих германских корпусах, снятых с французского фронта и переброшенных на восток. «Это мероприятие, – писал один из ближайших сотрудников маршала Жоффра генерал Дюпон, – может быть, является нашим спасением. Предположите Гвардейский резервный корпус на своем месте 7 сентября между Бюловым и Клуком, а XI армейский корпус с Саксонской кавалерийской дивизией – в армии фон Гаузена… Какие последствия! От этой ошибки начальника германского Генерального штаба в 1914 г. генерала фон Мольтке другой Мольтке, его дядя, должен был перевернуться в гробу». Французский генерал Ниссель вспоминал впоследствии: «Всем нам отлично известно, насколько критическим было во время битвы на Марне наше положение. Несомненно, что уменьшение германской армии на два корпуса и две кавалерийские дивизии, к чему немцы были принуждены, явилось той тяжестью, которая по воле судьбы склонила чашу на нашу сторону».

Фердинанд Фош уже после войны отдал должное благородной жертве русской армии, сказав: «Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России».

И наконец, сам маршал Жоффр в 1929 году заявил: «С чувством живейшего удовлетворения я пользуюсь всяким случаем воздать честь доблести русских армий и засвидетельствовать им мою глубокую благодарность за действенную помощь, которую они оказали нашей армии в те трагические часы, когда Германия направила все свои силы, дабы первым напором раздавить Бельгию, Англию и Францию. Бросив в Восточную Пруссию все силы, которыми можно было только располагать, сделав это ранее, чем они были готовы и сосредоточены, и сознательно преступая все основные принципы ведения войны ради сохранения одной единственной "общности интересов всех фронтов", великий князь Николай проявил наивысшее понимание условий войны и заслужил вечную признательность Франции. Я никогда не забуду те тяжкие жертвы, на которые героически и сознательно обрекла тогда себя Русская армия, их ценой заставив неприятеля обратиться против нее».

Английская сторона также хорошо понимала значение русского фронта. Британский премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж писал в 1939 году, вскоре после начала Второй мировой войны: «Идеалом Германии всегда является война, быстро доводимая до конца… В 1914 г. планы были составлены точно с такой же целью, и они чуть-чуть не были достигнуты, если бы не Россия… Если бы не было жертв со стороны России в 1914 г., то немецкие войска не только захватили бы Париж, но их гарнизоны по сие время находились бы в Бельгии и Франции». Черчилль призывал «отдать должное русской нации за ее благородное мужество и лояльность к союзникам, с которой она бросилась в войну. Если бы русские руководствовались лишь собственными интересами, то они должны были бы отводить русские армии от границы до тех пор, пока не закончится мобилизация огромной страны. Вместо этого они одновременно с мобилизацией начали быстрое продвижение не только против Австрии, но и против Германии. Цвет русской армии вскоре был положен в ходе сражений на территории Восточной Пруссии, но вторжение в Восточную Пруссию пришлось как раз на решающую фазу битвы за Францию».

В сентябре 1914 года Германия потерпела стратегическое поражение. На Марне было проиграно не отдельное сражение, здесь решилась судьба «плана Шлиффена», а вместе с ним и всей Великой войны. Отныне кайзер и Германия вели «потерянную войну», по выражению Пауля Фрёлиха[87]. Формальный виновник поражения – генерал Мольтке – десятью днями позднее Марны пророчески писал: «В конце концов, сила наша будет сломлена в этой борьбе на два фронта… Какое горькое разочарование! И нам придется платить за разрушения…».

12 сентября отступавшие германские армии достигли рубежа, обозначенного рукой подполковника Хенча – реки Эна (левый приток Уазы). Заняв высокий правый берег, немцы зарылись в землю и сделались неуязвимы для полевой артиллерии французов.

Мгновенное крушение надежд на скорую победу привело Вильгельма в ярость. Гнев его обратился на бывшего любимца – главу Генерального штаба. 14 сентября один из приближенных кайзера сообщил Мольтке высочайшее мнение: начальник штаба слишком болен, чтобы и дальше руководить проведением операций. Мольтке послушно подал в отставку. На его место был назначен прусский военный министр Эрих фон Фалькенгайн. Этот 53-летний потомственный офицер имел репутацию «сильного человека», и от него ожидали более твердого руководства войсками.

К этому времени отважные французские атаки на укрепленные позиции немцев на Эне уже захлебнулись. Некоторых успехов французы добились только на