1916. Волчий кош - Тимур Нигматуллин

Купцы до базарных амбаров норовят первым делом денежным покупателям товар показать. Просят Халила с разгрузкой подождать, достать богатые, расписные шелка и платья. Спросят княгини особой редкости товар – он покажет. Спросят про ручную работу кокандских швей – подтвердит. А они носами поводят, руками ткани переберут, головой помотают да уйдут: дорого! А разве могут быть дешевыми хорошие ткани?

Еще он видел горских княжон. Те другие – с собачками не ходят, перчаток не носят. Высокие, смуглые, тонкие, как камышовый стебель. Носы горбинкой, глаза черные, брови дугой исходят. На конях подъедут, спрыгнут, товар быстро осмотрят, купят! Платья, сарафаны, накидки, туники… Сами в черкесках, сапогах да штанах. Со спины не отличишь, юноша или девушка.

Халил тогда в Дербенте чуть с местными абреками не подрался. Спутал все-таки. Думал, жених своей невесте на свадьбу вуаль выбирает. Салям алейкум ему сказал да руку на плечо положил – подсказать решил. Подсказал. Со всех сторон на караванщика народ слетелся, убить хотели. Оказалось, княжна Хаабва себе платья для поездки в Париж выбирает. А он…

И действительно, убили бы: пара абреков уже ножи выхватили, кто-то выстрелил вверх, со всех сторон на него толпа двинулась. На Дербентском базаре улочки узкие, никуда не денешься, все ходы разом перекрыты взбешенными горцами. Что делать? Драться смысла нет. Сразу затопчут. Халил на верблюда заскочил, а с него на крышу прыгнул – забрался повыше. Остыли горцы? Нет, лезут вслед за ним. Одного ногой сбил, другого по голове черепицей огрел. Остыли? Какое там! Уже не только его, а всю его семью убить обещают.

Спасла его тогда Хаабва. Остановила толпу. Подошла к дому, где на крыше Халил засел, руками замахала, криком зашлась. Мигом тихо стало.

– Меня часто путают! – сказала она. – Даже папа говорит, что схожа с дядей Юсуфом. Караванщик не имел ничего дурного! Он пытался помочь мне с выбором! Расходитесь!

То ли дядя Юсуф был влиятельным человеком, то ли папа Хаабвы, но толпа потихоньку сбавила пыл и прекратила угрозы – люди начали расходиться.

Но на том дело не закончилось. Хаабва дождалась, пока Халил слез с крыши, и выторговала у него в три раза дешевле два платья и хивинскую тунику. И это помимо того, что он сам подарил ей бухарский шелковый платок.

– А ты смелый, караванщик, – подмигнула она ему на прощание, – на волоске от смерти стоял.

И ушла… Со спины не сразу разберешь, юноша это или девушка. Хаабва это или ее дядя Юсуф.

Конечно, если так разобраться, то Халил встречал не только русских и горских княжон. В степи тоже голубой благородной крови хватает, только называются по-иному. Торе. Чем не княжеский род? От Чингиза ветви тянут, шежире кровные ведут. Сколько таких? Да, наверное, побольше, чем русских и горских княгинь вместе взятых. В городах, правда, не живут, под вольным небом юрты белые держат.

Видел он и пуштунских цариц, живущих в глинобитных домах, и ваханскую ханшу в длинных шерстяных носках до колен, и памирскую хатун, восседающую вместо трона на воловьих повозках… и даже хивинскую султаншу, глядеть на которую было нельзя (но Халил все-таки подсмотрел: лежа ничком рядом с ее подданными, открыл на секунду глаза).

Многих видел. Но знахарка была не похожа ни на кого. Те первым делом титул свой называют, а эта… Наоборот, скрывает, специально прячется. От кого? Почему?

На этот раз Халил успел подсечь. Удилище нагнулось, ушло дугой к воде. Тянуть вверх опасно, крупная попалась – сломает снасть. Отпустил натяг, дал рыбе свободу. Пусть вымотается, силы потеряет. Идя по берегу вслед за леской, Халил периодически водил удилищем по сторонам, то влево, то вправо, то на себя – проверял рыбий упор. Слабеет. Уже не так сопротивляется, не так хвостом бьет по воде, выскакивая к воздуху. Остановился. Выждал с минуту. И дернул! Выдержали плетеные кожаные полосы, не лопнули. Взяв за комель, он схватил удилище ближе к середине и наклонил его параллельно к воде. Теперь осторожно тянуть на себя, не давать провиснуть леске.

Подводя ближе к берегу, он увидел спину рыбы – черная. Карабалык. Русские линем называют. Жирная. Вкусная. И костей немного. На жарку самый раз! Вытянув рыбу на берег, Халил измазал ее песком (еще и скользкая, чешуи нет) и отбросил подальше от воды.

Огляделся. Все так же. Иманов с опущенной головой сидит на валуне. Кривец возвращается по берегу обратно к лагерю. В руках два-три бревна держит. Акулина… Та до сих пор колдует над раненым. Сложила у его головы шалашик, от мошкары и слепней спасает. С таким ранением вообще удивительно, что дожил до вечера и дорогу перенес. Знахарка возле управы на своем настояла – взять ее, а иначе умрет больной, не вытянет.

Уходя в новый караван, он всегда проверял снаряжение, исследовал карту, узнавал подробности. Если заказчик давал сопровождающего, приходилось и его изучать: кто таков, что ожидать в дороге от попутчика? Один раз не сделал этого – вот и вышло, что до сих пор тот караван не закончен. Карабек-хаджи умер. Хадиша дома от страха волка видит. Город пылает… А выяснил бы тогда в Бухаре, кто таков китаец Асана-сан, распознал бы в нем офицера царского – все сложилось бы иначе…

Так и сейчас понять надо, с кем путь держит.

С Кривцом все ясно. Сам его в заложники взял, чтоб из города выйти. Сам и протащил на верблюде через степь к Силеты. Развязал тоже сам. Кривец под контролем, если и ждать от него сюрпризов, то только когда до баксы доберутся – может деру дать. Здесь, в степи, не побежит, испугается. Вопросов к помощнику уездного начальника меньше всего. Человек он открытый, служака исправный. Хороший или плохой? На такие критерии Халил людей не делил. Ситуации разные бывают. Алимбай, когда с ним в медресе учился, плохим был? Нет. Когда в степи караван его пропустил, плохим был? Тоже нет. За долг спросил, Иманову потребовал помочь. Плохим стал? Так и Кривец, по городу порядок держал. Вопросы помогал решать. По приказу Тропицкого Халила в острог увел, разве от этого стал плохим? Трудно все это. Не ему, караванщику, ярмо на людей вешать, ему бы верблюдов до места довести да груз не растерять по дороге. А кто хороший и кто плохой, пусть в медресе решают, на то они мастаки.

Со степняком тоже более-менее понятно. На город напал. Своих сарбазов под казачьи