Лист лавровый в пищу не употребляется… - Галина Калинкина

– Вы сейчас можете не волноваться?!

– Зачем же человеку волноваться в лучшие минуты его жизни?!

Ветра не было. Птиц не слыхать. Звуков города и подавно. Лишь сбившееся дыхание у двоих. Казалось, лес подслушивет.

– Хотите я Вам стихи почитаю?

– Хочу.

– Слушайте:

Звезда меняется в объеме,

стареет мир, стареет лось,

в морей соленом водоеме

нам как-то побывать пришлось,

где волны издавали скрип,

мы наблюдали гордых рыб:

рыбы плавали как масло по поверхности воды,

мы поняли, жизнь всюду гасла

от рыб до Бога и звезды.

– Хорошие стихи. Вы сочинили?

– Нет, что Вы. Поэт один читал в толпе у «Телеграфа». Я запомнил.

– А что Вы в лесу делаете?

– Я в третий раз в Сокольниках. Просеки и Путяевские пруды плохо знаю. Навещал коллегу из Аптекарской оранжереи на её даче.

Напрашивалось: она красивая? Но Мушка не решилась.

– Она заболела?

– Нет, она здорова. Просто мы пересаживаем некоторые редкие растения коллекционного фонда в её теплицу. Спасти остатки от Уткина, нашего доморощенного Мирабо. Ппонимаете, вриезия и гуцмания, например, вывезены из туманных лесов Эквадора. Им влажность требуется и прохлада. Можете ли представить, розетка листьев вриезии удерживает в себе под двадцать литров воды! Но если возле них жечь костры, устраивая ссубботники, я не поручусь, что растение не повредится. А эпифитные… Вы меня перебивайте, я могу об оранжерее говорить без остановки. И ттут же волнуюсь.

– Не собираюсь перебивать. Как интересно!

– Вот возил сотруднице пробковые спилы для тилландсиевых. Их участок между дачей Ляминых и другой, где ппещера и ггрот с водопадом.

– Ой, с пещерой и водопадом Талановых дача, Диночкина. А Ваша коллега не боится, дачу отберут? У Ляминых, слышали, отобрали?

– Конечно, слышал. У неё не отберут.

И снова просилось: потому что красивая? И снова не решилась.

– Она революционерка?

– Её отец старый большевик, хоть и из купцов. У них даже Крупская тут бывает. А Вы Талановых навещали?

– Не попала. Не знаете, почему собаки, прежде дружившие со мной, теперь приняли за чужую?

– Вероятно, они голодные.

– Так, значит, там действительно никого не было…и, может быть, несколько дней. Странно… Одна трудность сегодня завела меня на дачи. Никто мне не поможет, кроме Муханова, Диночкиного поклонника. Он совслужащий. Высокого ранга. У него «связи крепкие». Нас на днях уплотнили. И мы не против, чтобы забрали две, ну, три комнаты из семи. Но бакенщики…

– Бакенщики? Осторожнее, дерево повалено.

– Да, Невенчанные их фамилия. Он работает бакенщиком на Москва-реке. Она на кожевенном производстве где-то. И, представьте, вдвоём заняли пять комнат, а в двух теперь вынуждены ютиться мы: я с бабушкой и сестрёнка с нашим отцом. Папа профессор – уважаемый человек. Трудится в госпитале Красного Креста. Неужели ему не положен отдых дома? Держитесь! Вы сами осторожнее.

– Не задел Вас? Я органически не ввыношу ннасилия. Для меня ммир разрушается, ккогда вижу несправедливость: словно небо падает, а земля вместо ннеба встаёт.

– Мы в детстве играли в такую игру: достань до неба. Тогда и не подозревали, как Небо близко к каждому из нас. Знаете, я сама не отношусь ни к каким партиям. Не несу вреда партии большевиков. Мирно служу в театре, насколько сейчас вообще возможны мирные занятия. Так отчего же я попала в буржуи и в гонимый класс?

– Знаете, а я видел Вас на прицепной платформе. Вы женщиной-змеёй работали. Мне очень ппонравилось. Только холодно Вам.

– Да, мы закрыли ту антрепризу. Трамваи почти не ходят. Что же Вы не подошли?

– Ссмешался. Ждал встречи. И вот как неожиданно. В лесу.

– Вы мой спаситель сегодня.

– Да, но как с бакенщиками помочь?

– Никак. Их привёл контролёр, он жилец нашего дома. Как будто и сам сконфужен. Но над ним есть начальство. Шастает там один пустоглазый. Неприятный тип. Он-то всё и решает. Если Невенчанным негде жить, пусть живут с нами. Но отчего же большую площадь занимать вдвоём? Отчего так беспардонно пользоваться нашим скарбом. Я возмутилась. Карп…бакенщик… поднял скандал. Я бы ввязалась, но через мои протесты могут пострадать близкие. На бабушку так прямо страшно смотреть, как она напугана. Я никогда большевикам не смогу простить испуг в её глазах. И никогда не прощу ту ненависть, какую они возбудили во мне.

– А стоит ли ненавидеть, Мушка?

– Когда Зоя уходит на производство, а Карп остаётся дома, он теперь часто дома, работа бакенщиков временная, больше по теплу, тогда он скрытно от жены ест яйцо, скорлупу прячет или выкидывает. А объявившаяся к вечеру Зоя обвиняет мою бабушку в краже их яиц. Яйца у Невенчанных посчитаны. Жена также считает и картофелины. И метит масло в бутылке, не отливают ли у них. И счёт её продолжается бесконечно, из вечера в вечер.

– Ччепуха-на-чепухе…

– Бабушка моя – выпускница Смольного. Вы представляете, чтобы «смолянка» взяла чужое? Когда нас с папой нет дома, Карп шантажирует бабушку. Грозится свалить на неё пропажу яиц и требует взамен то ситечко для заварки, то ножницы, то ещё какую вещицу. И всё безвозвратно. Бабушке и сестре настрого приказано не высовываться из комнат до нашего прихода. Так Карп просовывает им под дверь петиции на тетрадных обрывках. До чего мы дошли, грубое животное-бакенщик и полоумная его жена устраивают бабушке головомойку и кричат: у вас, буржуев, руки по локоть в крови. Я от обиды за мою старушку страдаю так, будто мне дали пощечину.

– Я ззавтра же к Вам… Скажите адрес. Ппомню лишь улицу.

– Теперь нас проживает шесть человек в квартире. И мы вынуждены лишиться гостиной, спальни родителей, детской, столовой. За нами остался папин кабинет и бабушкина спаленка. А кухню мы делим с уплотнившими. У папы дежурства, у меня репетиции. Мы стараемся чередоваться, страшно даже на час отлучаться из дому. Я никогда не считала себя собственницей, не болела вещизмом, но не представляла, как больно наблюдать чужих людей, пользующихся тем, что принадлежит тебе. Какое же в том унижение!..

– Сслышите регот?

– Лошади!

– Спаси Христос! Вот и выбрались.

– Так то не Бог, Вы меня спасли.

Константин отпустил руку, в глаза внимательно посмотрел. Разные. Один светлее, другой чернее, а цвета не разобрать. Почему-то они всё в темные часы встречаются с этой девушкой. Светлой девушкой. Чуть приоткрытые губы, чувственный рот; на холоде к ночи заметен парок дыхания.

– Веруешь?

Не ожидал такой прыти от себя, перешёл на ты.

– Верую ли? Вот какая моя вера: есть в мире нечто необъяснимое пониманием, что стоит учитывать человеку.

– Ясно. Ссейчас Старослободским пройдём и найму Вам извозчика.

Руку больше не