Крах дипломатического «Согласия» - Александр Владимирович Быков

Финляндии традиционно сильны симпатии ко всему немецкому. Это получилось исторически. Шведы и русские воспринимаются местным населением как угнетатели, к этим странам симпатии нет. Немцы, наоборот, со времен Ганзейского Союза привозили сюда товары и, что особенно важно, экспортировали хлеб, поэтому всегда располагали к себе финнов. В этой маленькой войне сошлись немецкие и русские интересы, и она – продолжение нашей большой войны.

– На чьей стороне союзники?

– Логически раз немцы поддерживают «белых» финнов, наши симпатии должны быть на стороне «красных».

– Но «красные» финны большевики, получается, что мы поддерживаем их?

– Здесь не Россия, и думаю, – Линдлей выглянул в окно, – если бы в Петрограде приняли решение против мира с немцами, мы, несмотря ни на что, также бы поддержали большевиков. Кстати, мы подъезжаем к какой-то большой станции, смотрите, господа, вот на перроне стоят те самые «красные» финны. Надеюсь, это почетный караул, а не конвой.

«Коувола» – прочитали на стене вокзала дипломаты. Линдлей оделся и вышел на перрон. Из соседнего вагона появились французы с бельгийцами.

Дипломаты с интересом стали разглядывать «красное» воинство, ничего подобного они не видели даже в России.

Граф де Робиен, посол Нуланс, бельгийский посланник Дэстре и конечно Линдлей в своих мемуарах отметили забавный эпизод на станции.

«Это были славные крестьяне, обутые в валенки, в разношёрстных шапках, украшенных красными лентами. Они вырядились в куртки из грубой шерстяной ткани или в короткие шубы. Пояса и портупеи были увешаны патронами и солдатскими мешками.

Эти люди, никогда не проходившие военную службу, воздавали почести, как в прежние времена царская стража. Зная о нашей нужде в продовольствии, они дали 50 килограмм хлеба, не приняв ни малейшей благодарности. Наш отъезд ознаменовали троекратным «Ура!» – записал в дневник граф де Робиен.

«На вокзале можно видеть пушки на вагонах. По улицам следуют одна за другой войсковые части – решительные люди с военной выправкой, бледными лицами и светлыми волосами, Люди, которые никогда не смеются. Они держат строй и безоговорочно соблюдают дисциплину. Формы на них нет. Они одеты как обычные рабочие, в крестьянские рубашки и шапки-ушанки. Но у всех к шапке или ружью прикреплена красная лента – отличительный знак финских красногвардейцев.

Бандитские лица делают их непохожими на петроградских красногвардейцев, но, тем не менее, они выглядят более честными и беспощадными. В России, несмотря на объединение в группы, в каждом угадывается личность, здесь же личность исчезает, любой человек – только винтик в системе», – заметил в своих мемуарах о русской революции бельгийский посланник Жуль Дэстре.

«В Коуволе нашему изумлению не было предела: в германофильской стране мы увидели два взвода красногвардейцев, выстроившихся перед нашим поездом, чтобы оказать нам почести. Их начальник даже обратился к нам с приветственной речью и дал то, в чём мы нуждались: хлеб такого качества, о котором в Петрограде не приходилось и мечтать», – с теплотой вспоминал в мемуарах Жозеф Нуланс.

– Если все «красные» финны таковы, то нам ничего не угрожает, – вернувшись в вагон заметил Линдлей, – кстати, на следующей станции, как мне сказал их начальник, для нас приготовлен обед, традиционный в Скандинавии «шведский стол».

– Чувствуется близость Европы, скорее бы Стокгольм. Вы уж извините, господа, за откровенность, я просто мечтаю забыться на ночь в шведском борделе, – закатив глаза, поделился сокровенным секретарь румынского посольства. Сотрудники дипломатического учреждения после высылки посла Диаманди решили покинуть Россию вместе со всеми. Их распределили по разным вагонам вместе с представителями диаспор.

– Наберитесь терпения, молодой человек, хотя бы до Копенганена, – усмехнулся Линдлей, в Швеции сильны пронемецкие настроения, и вы рискуете вляпаться в неприятности.

– Страсть превыше всяких неприятностей, – гордо ответил румын, – но обещаю, я буду осторожен.

В Гельсингфорс дипломаты прибыли поздно вечером. Столица была на военном положении, с наступлением темноты то и дело стреляли. Поговаривали, что это приводят в исполнение решения Революционного трибунала и расстреливают тех, кто подозревается в содействии свергнутой месяц назад власти буржуазии.

Массовый террор стал неотъемлемой частью политики «красных» финнов. Все, что вызывало симпатию буржуазного правительства, сейчас находилось в опасности. Дипломатам рассказывали ужасные истории о постоянных убийствах в столице и повсеместно по всей Южной Финляндии. Жертвами «красного террора» стали не только зажиточные люди и разночинцы, но и простолюдины. Врачи, фармацевты, учителя, крестьяне-кулаки и даже один пастух. Заподозренные «красными» в симпатиях к буржуазии были казнены в разных уездах Южной Финляндии.

Надо ли говорить, что противоположная политическая партия, сформированная в северных уездах, также взяла на вооружение практику на тотальное уничтожение противника. Генерал Маннергейм успешно возглавил борьбу против «красных». Его поддержала Германия, предоставившая «белым» необходимое снаряжение и вооружение. Подразделения этнических финнов, воевавших на стороне центральных держав, были отправлены на родину для поддержки «белого» движения. Швеция, которая не желала приближения «красной заразы» к своим границам, также оказывала правительству, изгнанному на север страны, финансовую помощь. Формально большая часть территории страны находилась в руках «белых» финнов. Фактически это были приполярные области с малочисленным населением и районы таежных лесов. Единственным регионом, давшим «белым» ощутимую людскую и материальную поддержку, стали уезды по берегу Ботнического залива.

Впоследствии посол Бельгии Дэстре описал эту ситуацию в своей книге:

«Страна, избежавшая ужасов Мировой войны, и её немногочисленный народ захотели вести свою войну. Финляндия разрывалась на две части, заливая кровью землю и принося бедствия народу. Трудно поверить, но безумие оказалось заразительным. Приезжие европейцы столбенели при виде финских реалий. Для них самих осознать что-либо из увиденного было довольно сложно. В течение несколько месяцев обезумевший от разрушений финский народ с большим напряжением снабжал две соперничающие армии офицерами, артиллерией, кавалерией, авиацией, медицинскими службами и даже заявлял, что хочет обладать удушающим газом. Финны бросились в эту «мясорубку», перемалывавшую их самих. Что тут скажешь? Этот маленький народ, ранее так сильно сплочённый, позабыл о своём единстве. Не было больше финского народа, а только «красные» и «белые», более ожесточённые и непримиримые, нежели воевавшая Европа, в стремлении уничтожить друг друга.

Это была не только война на поле сражений. Тайная борьба продолжалась в городах и деревнях с взаимным недоверием, предательствами, внезапными нападениями и местью, доносами и убийствами. Финский крестьянин стал теперь столь же диким и жестоким, как русский, а порой и превзошёл последнего.

Я видел, как «красные» возвращаются из боя, распростёртые на носилках, раненые и страдающие от боли, но с неизменной красной лентой, приколотой к одежде, и столь же упрямые.

Сестры милосердия в белых халатах принимают их на лечение. Если их поспрашивать, то они с ярой ненавистью опишут подлость своих противников.

«Белые», несомненно, нам расскажут нечто