Дочери служанки - Сонсолес Онега

– Ты обязана была сказать ей об этом, – проговорила Каталина.

– Нет. Я обязана только тебе. Ты вправе знать, кто твоя мать.

– Ты снова ошибаешься. Ты безумная. Безумная!

Рената отпустила руку дочери, и та, сбитая с толку и напуганная, бросилась бежать по каменным плитам усадьбы Святого Духа, которые, если бы могли говорить, сами рассказали бы ей эту историю. Последние слезы, пролившиеся из глаз служанки, облегчили ее больное сердце, которое через несколько часов перестало биться.

Раскаты грома обрушились на усадьбу Святого Духа, когда донья Инес вернулась с фабрики в сопровождении аргентинца, который именно в этот день близко познакомился с семейным делом своей будущей супруги.

В замке их ждала Каталина. Она была бледная как смерть, с красными глазами.

– Что-то случилось, Каталина? – спросила сеньора, подойдя к ней, чтобы посмотреть, нет ли у нее температуры.

– Ничего.

– У тебя больной вид, любовь моя, – добавил Эктор Грасси.

– Я ждала вас, но с вашего позволения хочу удалиться. Мне что-то нехорошо.

– Но надо поужинать, – настаивала донья Инес.

– Я лучше полежу.

И она ушла к себе в комнату, где закрылась на ключ, чтобы не слышать, как пришел доктор и сообщил о смерти Ренаты, как священники прихода возносят молитвы и кто-то плачет – она предположила, что это должна быть Клара, – и как звонят церковные колокола. Она опустила шторы, чтобы не видеть, как из дома, где она родилась, вынесут деревянный ящик с телом матери.

Теперь, что бы ни случилось в этой усадьбе, к ней это уже не имеет отношения, и, оказавшись в одиночестве, она начала понимать, почему всегда чувствовала, что ее фамилия далеко отстоит от ее имени, словно ей не принадлежит.

И далеко отстоит от ее сути.

Очень далеко.

– Я хочу отсюда уехать! Уехать из этого ада!

Каталина сняла распятие, висевшее над изголовьем кровати, и, приложив его ко лбу, стала молить того, кто мог ее услышать и ниспослать озарение, чтобы она могла выбрать наилучшее решение.

Учитывая откровения матери, ценность намерения заключить брак в Аргентине резко возросла, и следовало подтолкнуть к этому Эктора в те часы, когда они расточали друг другу ласки и нежности на пляже или в лесу, где прогуливались по вечерам. Жених не говорил ни да ни нет, он вообще избегал обсуждения предсвадебных вопросов, тем не менее человек он был предусмотрительный и, поскольку время шло, он стал объезжать церкви, от маленькой часовни замка до собора Святой Марии в Виго.

Вообще-то их ни к чему было осматривать: Каталина уже приняла решение.

Три дня она просидела взаперти, спрашивая себя: «Так кто же я есть? Бог мой». На четвертый день она вышла из комнаты еще бледнее, чем когда в нее входила, однако непреклонная, как никогда.

– Эктор, бери ближайшие билеты в Аргентину. Если это будет завтра, тем лучше. Ты любишь меня, и я хочу отдать тебе мою любовь. Забудь, о чем мы тут говорили. Мы не будем здесь жениться. Мы уезжаем! Как можно скорее.

Она так срочно собралась в Аргентину, поскольку решила, что здесь никого не должно интересовать, где она выйдет замуж. Она была сиротой при умершей матери и живом отце. Ее семьей будет та, которую она построит с Эктором.

– А твоя мать? – спросил он, удивившись ее неожиданному порыву.

– Моей матери придется это принять.

Она произнесла слово мать и почувствовала тошноту, как будто у нее внутри разлилась желчь и закопошилась целая армия червяков.

Только она знала, кто направляет ее шаги.

Только она и больше никто не унаследовал тайну Ренаты.

И только она со временем решит, как поступить с этой тайной.

Глава 29

Последующие месяцы донья Инес и Клара, словно две неприкаянные души, бродили в свободное от работы время по улицам Пунта до Бико. У каждой была своя боль, но на самом деле кровоточила одна и та же рана: обе страдали от одиночества.

Похоронив Ренату и проводив Каталину в Аргентину без каких бы то ни было объяснений с ее стороны, кроме тех, что Эктору Грасси надо спешить, донья Инес поняла, что потеряла дочь навсегда. Ей было горько от того, что у нее не хватает смелости спросить, почему она уезжает. Может, Каталине казалось, что она уже вырвала себя с корнем, а может, она чувствовала себя здесь незащищенной, или что мать не любит ее так, как должна была бы любить. Она не решалась спросить, потому что боялась услышать ответ этой девочки, достигшей возраста, когда женщина уже сама может стать матерью.

Каталина обещала писать, и жених подтвердил, что так оно и будет, но сеньора Вальдес уже давно перестала верить в письма из Нового Света.

И она не стала их ждать.

Вместе донья Инес и Клара ходили по улицам, оставляя за собой след неизбывной печали, которая была заметна, словно невыносимая зубная боль. Каждый раз, когда они появлялись в аптеке Ремедьос, кто-нибудь спрашивал у сеньоры, что произошло со свадьбой: «Как же ты допустила, чтобы дочь уехала, и ничего не сделала, чтобы ее остановить, Инес?»

– Так получилось, – отвечала она, не вдаваясь в детали, которые и ей самой были неизвестны.

Она покупала арагонские слабительные соли «Медиана» и уходила под руку с Кларой.

После смерти Ренаты наняли новых охранников. Сеньора Вальдес предложила Кларе переехать в одну из пустующих комнат на нижнем этаже замка, в зоне прислуги. На минуту она подумала, не поселить ли ее в комнате Каталины, но отказалась от этой мысли, чтобы не вызвать ревность служанок.

Клара благодарила ее даже больше, чем когда донья Инес предложила ей работать на фабрике.

Все готовились к новогодним праздникам в ожидании наступления 1924 года и приезда Хайме, который прибыл из университета, чтобы отмечать их дома. Из стенных шкафов достали посуду из испанского фарфора, чтобы расставить по местам и пересчитать блюда, тарелки, супницы, креманки. Донья Инес объясняла Кларе происхождение этих вещей: кто подарил то и это, когда они приехали с Кубы, а что осталось в наследство от дона Херонимо и доньи Соле.

Они починили блузки Клары и обновили подолы юбок. Клара всю жизнь одевалась очень строго и одежду почти не меняла. Она отказалась покупать новую или забирать ту, что Каталина оставила в шкафах.

– А что, если она вернется, сеньора?

– Она не вернется.

Клара не стала спрашивать о доне Густаво. Какое-то время она ждала ответа на свое короткое письмо,