Когда была война - Александра Арно

отлично. А ещё мама отправила ему варежки, что связала своими руками, и Вальтер был безмерно благодарен ей за это. Выжить на русском севере без тёплой одежды не представлялось возможным.

Фредерике писала письма. Из госпиталя она перевелась на работу в трудовой лагерь, в совхоз «Красный» под Симферополем*. Там она уже не лечила раненых, а помогала врачам в проведении опытов и испытаниях новых лекарств. Вальтер чрезвычайно гордился ею: Фредерике оказалась не только красивой, но и умной. В одном из писем он предложил ей пожениться, когда они вернутся в родной город, и та с радостью согласилась. Вся последующая их переписка была наполнена романтическими мечтаниями и обменом словами любви.

И Вальтер парил бы в облаках, если б не война и не постоянный, ненасытный, ужасный холод. Из-за него снова начали саднить старые раны, кожа на лице загрубела и обветрилась. А ещё он чувствовал непонятное смутное беспокойство, будто что-то страшное притаилось совсем рядом с ним, готовое вот-вот напасть и растерзать его в клочья. Не партизаны и не Красная Армия, которых Вальтер не боялся уже давно, а что-то куда более ужасающее.

На партизан они натыкались всего пару раз. Однажды те в нахалку попёрли на их позиции, неожиданно появившись откуда-то из леса. Вооружённые винтовками и штыками, они не имели перед ними никакого преимущества. И проиграли. Их тела так и остались лежать на полянке, перекопанной от взрывов мин и снарядов. Выжила только какая-то худенькая низкорослая девушка лет восемнадцати на вид. На бледном измождённом лице двумя драгоценными камнями сверкали глаза, губы тряслись. Она, связанная по рукам и ногам, просидела в окопе до следующего утра, пока её не забрали гестаповцы. Одежду у неё забрали, оставив только изодранную белую сорочку.

Ночью Вальтер вышел из блиндажа подышать воздухом. Девушка свернулась калачиком на сырой земле, тело её сотрясала крупная дрожь. Длинные золотистые волосы спутались и испачкались. Вальтер подошёл к ней и присел на корточки, вглядываясь в заострённое книзу лицо. По форме оно напоминало сердечко – совсем, как у Фредерике.

– Ты жива? – спросил он.

Девушка с видимым усилием открыла глаза и закашлялась. На губах выступила кровь. Вальтер поднял её и усадил, прислонив спиной к стенке окопа. Девушка что-то глухо промямлила и откинула голову назад.

– Ты хочешь есть? – Он поковырялся в нагрудном кармане и вытащил несколько завёрнутых в плотную бумагу галет. – У меня есть кое-что.

Девушка снова что-то сказала – неразборчиво, тихо, хрипло. Вальтер выудил одну галету и поднёс к её рту.

– На, ешь.

Она чуть приоткрыла рот, и он всунул галету между её зубов. Девушка принялась медленно пережёвывать её, а Вальтер заулыбался.

– Ну вот. Хорошо. Хорошо. У меня есть ещё. Я дам тебе их, не волнуйся.

Её золотистые, словно пшеница, волосы лежали на груди и плечах длинными жгутами. Она вскинула голову, резанула по нему острым, полным ненависти взглядом и вдруг выплюнула пережёванную галету прямо ему в лицо. От неожиданности Вальтер отпрянул назад и вскочил на ноги.

– Ты что, сошла с ума?!

Девушка что-то выкрикнула сквозь сжатые зубы и бессильно забарахталась, пытаясь выпутаться из связывающих её прочных верёвок. Вальтер выхватил из кобуры пистолет и направил ей в лоб. Она замерла, смотря на него немигающим взором. В больших глазах плескалась отчаянная ненависть.

– Я мог бы пристрелить тебя прямо здесь, – сказал Вальтер и убрал пистолет. – Но не стану этого делать.

Утром её забрали, а их часть перебросили в маленький городок Шлиссельбург. Вальтер удивлялся: почему русские дают своим городам немецкие названия? Петербург, Шлиссельбург… И интересно, почему город-ключ? Что-то вроде ворот в Ленинград? И не потому ли переименовали Петербург, что слишком уж по-немецки это звучит?

Его новый друг, Марк Шуппе, объяснил, что Петербург перестал быть Петербургом ещё в 1914 году, в первую мировую войну, но тогда он стал Петроградом, и лишь позже, после русской революции, получил название Ленинград – в честь какого-то там вождя. Марк не знал точно, кто такой Ленин.

– Зато я знаю, кто такой Сталин, – смеялся он. – И именно я пущу пулю в лоб этому человеку!

В тот день они с Вальтером устроили маленькое состязание: повесили вместо мишени на столб портрет Сталина, что нашли в одном из покинутых жильцами домов, и оттачивали мастерство стрельбы. Вождь русских был изображён в полупрофиль. Вальтер два раза попал ему прямо в пышные усы, а Марк умело прострелил затылок и переносицу.

Рано утром Вальтер выполз из казармы, что устроили в здании бывшей больницы. Ночью его снова мучили кошмары: огромная сороконожка так и норовила оторвать ему ногу, а потом с неба посыпались снаряды русских. Они попали прямо в дом его родителей, и сестру Ильзе выкинуло из окна взрывной волной. Выла надрывно сирена. Вальтер кинулся за сестрой, но оказалось, что это обычная кукла, только почему-то очень похожая лицом на Фредерике. Она моргала, словно живая, и, вдруг превратившись в русскую партизанку, плюнула ему в лицо. Он отскочил назад и увидел, что прямо перед ним стоит худенькая девушка в драной ночной рубашке и сжимает в руках МП-40. Её ступни были алыми от крови, лицо перемазано глиной.

Она выстрелила и он проснулся.

Утро было прозрачным, льдистым и морозным. Вальтер сунул ноги в сапоги, накинул шинель и вышел на берег Ладожского озера. Его предупреждали, что ходить здесь может быть опасно для жизни: в крепости Орешек, что стояла на Ореховом острове, орудовали русские снайперы, но он решил всё же прогуляться. Ещё так рано, нет и шести утра. Наверное, гарнизон спит.

Он постоял на берегу некоторое время, полной грудью вдыхая свежий утренний воздух. Тусклый закат потихоньку разгорался на горизонте, пожирая звёзды, у ног плескалась вода.

– Зря ты сюда пришёл, – раздалось за спиной.

Вальтер вздрогнул. Рядом встал Марк. Заложив руки за спину, он вгляделся в водную даль. Вальтер не ответил. И тут по телу прокатилась волна непонятного, но уже чертовски знакомого страха перед чем-то необъяснимым, ужасающим, невиданным. Ему показалось, будто кто-то пристально наблюдает за ним. Кто-то невидимый, и от этого ещё более пугающий.

В горле мгновенно пересохло. Вальтер с трудом сглотнул.

– Да. Ты прав, Марк. Идём отсюда.

Поскорее убежать, скрыться от глаз невидимого наблюдателя! Они пошли в сторону города. Вальтер понимал: на самом деле это всё не что иное, как обычное нервное расстройство, которое лечится таблетками и длительным отдыхом. Наверное, зря он отказался от отпуска. Следовало бы съездить домой, вернуться в мир без войны и просто пожить в тихом спокойствии и умиротворении хотя