Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

— Конечно, последнее. — Я смотрела на волны, набегающие на золотистый песок. — Я была полной дурой и много времени потратила впустую… Но теперь сделаю все, что в моих силах, чтобы использовать оставшиеся дни на сто процентов.

Глава 25

— «Нет, крепкие египетские путы / Продать пора, коль не безумец я»[17], — декламировал Генри, подбоченившись и расхаживая по маленькой круглой лужайке перед коттеджем Сал.

— Порвать, — поправила я, не отрываясь от своей картины.

Я вынесла из дома мольберт, чтобы продолжать работу над копией картины Ван Гога, одновременно помогая Генри репетировать роль. Быть может, я поставила перед собой непосильную задачу: закончить копию для конкурса и портрет Роуз, да еще помочь Генри выучить текст… Я практически дымилась от напряжения, но твердила себе, подавляя зевок, что нет худа без добра: по крайней мере, я слишком уставала, чтобы думать о Нине и Александре. А моя вновь обретенная страсть к работе помогала держаться подальше от Эбботсвуд-холла.

— А я как сказал? — смущенно спросил Генри.

— Ты снова сказал «продать», — ответила я с легкой улыбкой и нанесла на холст густые мазки охры, копируя манеру Ван Гога. — Марк Антоний пытается не заработать на отношениях с царицей, а порвать их.

— Черт возьми! — воскликнул Генри. — Мне никогда не выучить правильно! Нечего и пытаться!

Я пронзила его тяжелым взглядом, и он, вздохнув, снова вошел в роль.

— «Нет, крепкие египетские путы / Порвать пора, коль не безумец я», — повторил он гордо, сделав ударение на слове, которое теперь произнес правильно.

— Так лучше! — похвалила я, аплодируя. — А теперь перейдем к третьей сцене. Давай повторим ту последнюю реплику Антония. Обними меня, — распорядилась я, отложив кисть и встав перед Генри.

— Да, моя царица, — ответил он с поклоном и обнял меня сильными руками, а я с вызовом посмотрела на него, войдя в роль Клеопатры.

Генри закрыл глаза, мучительно вспоминая текст.

— «Послушай же, царица…» — подсказала я шепотом, и он тут же открыл глаза — такие же голубые, как летнее небо над нашими головами.

— «Послушай же, царица, — пылко подхватил Генри, — отзывают / Меня на время спешные дела, / Но сердце я в Египте оставляю»[18]. — Он приложил ладонь к моему сердцу, а я не сводила взгляда с его лица — милая маленькая импровизация шекспировской сценки. — Простите, что прерываю, — донесся холодный голос со стороны коттеджа.

Мы отскочили друг от друга, и Генри швырнул пьесу в кусты. Александр стоял у входной двери, скрестив руки на груди, с явным неодобрением на лице. Он подошел ближе к нам, мельком глянул на меня и, нахмурив брови, сосредоточил все внимание на брате.

— Что вы тут делаете вдвоем?

Генри в замешательстве переминался с ноги на ногу, а я застыла возле него, словно статуя. Напряжение между двумя братьями ощущалось почти физически, и я предпочла бы, чтобы Генри сказал Александру правду, но он, как обычно, начал юлить.

— Я просто наношу визит другу, мой большой брат, — ответил он с непринужденной улыбкой и обнял меня за талию. — Надеюсь, это не запрещено? Или у тебя в подчинении уже находится вся деревня?

Мускул на щеке Александра дернулся, но он не заглотил наживку.

— Меня не касается, с кем ты проводишь время, — невозмутимо проговорил он. — Роуз сказала, что я найду тебя здесь. Я хотел напомнить тебе, что нам нужно встретить Бродвиков на вокзале через час. Для этого потребуются две машины.

— Я не забыл. Увидимся дома, — небрежным тоном ответил Генри, продолжая обнимать меня за талию и не сводя глаз со старшего брата.

Александр кивнул, потом снова бросил взгляд на меня.

— Береги себя, Берди, — сказал он, и это больше походило на предостережение, чем на прощание. Не добавив ни единого слова, он направился к выходу.

— Не лучше ли тебе уйти? — спросила я Генри. Поджав губы, он все еще смотрел вслед Александру.

— Мне не к спеху, — отмахнулся он с беспечной усмешкой и наконец выпустил меня из объятий. Затем пересек лужайку и залез в кусты, разыскивая пьесу.

— Мне не нравится, что меня используют как пешку в изощренной маленькой игре, в которую играете вы двое, — заметила я, снова усаживаясь за мольберт. — Почему ты просто не сказал ему правду? Теперь он подумает…

— Мой брат и так слишком много думает, Берди, — резко прервал меня Генри. — Я не стал бы из-за этого расстраиваться.

— Да, но… — снова начала я, но он перебил.

— А почему тебя так волнует, что именно он подумает? — ехидно спросил он. — Мне казалось, тебе безразлично, что о тебе думают другие.

Я покраснела, осознав свой промах.

— Да, мне все равно, — поспешно ответила я.

— Ты ничем не хочешь поделиться со мной, Берди? — небрежным тоном поинтересовался Генри, с притворным вниманием изучая свои ногти. — Это как-то связано с тем, почему ты не захотела встретиться со мной сегодня утром в Эбботсвуд-холле? Ты там не появлялась с тех пор, как мы ходили на пляж.

— Возможно, ты не заметил, но вообще-то я очень занята! — отрезала я с раздражением. — Мне необходимо закончить эту картину для Королевской академии. Если я этого не сделаю, то вряд ли смогу продолжать свои занятия.

Мои слова, вероятно, прозвучали резко, потому что Генри удивленно приподнял брови. Я еще сильнее сосредоточилась на работе.

— Наверное, мне пора идти, — спокойно произнес он, потом собрал свои вещи и положил руку на мое плечо. — Просто… не делай глупостей, Берди. У моей семьи есть ужасная особенность: они причиняют боль тем, кто подходит очень близко.

Генри чмокнул меня в щеку, но я продолжила рисовать, слишком смущенная, чтобы посмотреть ему в глаза. Весьма мило с его стороны предупредить меня об этом, однако его совет запоздал: мне уже причинили боль.

Генри направился к коттеджу, вскоре шаги его замерли, и я подумала, что он решил сказать что-то еще. Но дверь за ним тихо закрылась. Я же сглотнула комок в горле и вернулась к кипарисам Ван Гога.

Проснувшись словно от толчка, я сначала не поняла, в чем дело. Я легла спать, как только начало темнеть, измученная репетициями с Генри и работой над картиной. За окном было темно, маленькие часы на туалетном столике показывали около полуночи. Протерев глаза, я отпила воды из стакана и тут услышала стук в окно. Я вылезла из постели и отдернула занавеску. На садовой дорожке маячили какие-то призрачные фигуры. Двое склонились, чтобы что-то поднять. В