Прекрасные маленькие глупышки - Оливия Хоррокс

— Это неправда! — возразила я. — Роуз, ты виртуозно обращаешься с кистью для макияжа! А разве это не вид искусства?

Александр и Генри фыркнули, а Роуз покраснела. Я с негодованием посмотрела на обоих братьев.

— Роуз права, вы оба отвратительны, — проворчала я. — Не слушай их, Роуз. У тебя талант, и ты могла бы найти ему применение. Ты вселила в меня такую уверенность перед вечеринкой! Это истинное мастерство.

Роуз погрузилась в глубокую задумчивость, затем вздохнула, расправила плечи и села прямо. Я обрадовалась, что наконец достучалась до нее, но она вдруг заявила:

— Знаю! Я могу устроить вечеринку… Какая блестящая идея, Берди!

— Но это не совсем то, что я имела в виду… — начала я, однако она меня не слышала.

— Генри, это будут твои проводы в Оксфорд! — взволнованно продолжила она, и ее карие глаза засверкали от возбуждения.

— Очаровательно! — воскликнул Генри, приподняв брови, но Роуз его мнение не интересовало — в ее голове уже роились планы.

— Да, это будет самая грандиозная, самая экстравагантная вечеринка, какую когда-либо видел Корнуолл! Мы пригласим джаз-банд из Лондона и организуем праздничную ярмарку! Мне было так грустно, что я не смогла пойти с вами на Хэмпстед-Хит… Но я перенесу его сюда… Разожжем огромный костер! И нам нужны фейерверки!

— Не увлекайся, Роуз… — предостерег сестру Александр.

— Сначала ты жалуешься, что ей нечем заняться, а потом отговариваешь, едва она загорелась, — набросилась я на него.

Он подался вперед и, опустив темные очки, посмотрел на меня в упор. От этого неожиданного взгляда у меня захватило дух! Я уже почти забыла, какая глубина таится за этими красивыми глазами, и на какое-то мгновение мне показалось, будто мы единственные люди на земле.

— Ты рассуждаешь об этом с позиции того, кто будет веселиться на вечеринке, а не того, кому придется оплачивать счета, — ответил он с очаровательной улыбкой. Бабочки пробудились в моем животе и снова затрепетали.

Александр казался невозмутимым. Однако в памяти всплыл инцидент с управляющим банком, свидетельницей которого я стала, а еще сцена между Александром и его отцом… Я припомнила также, как он говорил что-то насчет продажи земли. Но если Тремейны испытывали финансовые проблемы, то почему не отказывались от роскошного образа жизни? И где находили деньги на содержание Сент-Агс?

— А ты рассуждаешь об этом с позиции того, кто любит камни больше, чем людей, — парировала я, решив поддержать легкое настроение беседы и вернуться к этим мыслям позже.

Роуз и Генри захохотали и заулюлюкали. Александр сверлил меня взглядом, и пространство между нами потрескивало от электрических разрядов. Интересно, ощущал ли он это? Он вновь откинулся на спинку шезлонга и скрылся за страницами книги, но я успела заметить, как изогнулись в улыбке его губы.

Мы в молчании наблюдали за тем, как пастельные оттенки неба сменялись огненно-оранжевыми. Воздух с каждой минутой остывал.

— Становится прохладно… — проговорила Роуз, обхватив себя худыми руками. — И почему это солнце всегда должно заходить? — Она печально посмотрела наверх, на утес, где гордо возвышался их дом. — Я еще не готова возвращаться домой.

— Спешить некуда. Почему бы нам не разжечь костер? — предложил Александр, и лицо Роуз озарила улыбка.

— Да! — выдохнула она. — Это было бы чудесно.

Александр и Генри поднялись на ноги и отправились искать прибитые к берегу коряги, а Роуз, завернувшись в большое полотенце, опустилась в один из опустевших шезлонгов. Я пошла в другую сторону бухточки и принялась собирать в сумку щепки и веточки. Наблюдая за тем, как прибой набегал на песок, я вдруг заметила маленький платан. Он отчаянно пытался выжить, пустив корни в щель между двумя покрытыми ракушками валунами. Это молодое деревце выглядело усталым, поникшим — и совершенно неуместным на пляже. Изогнувшийся ствол покрывала корка соли — след постоянных набегов штормовых ветров с океана. Но платан не сдавался. Это пробудило во мне что-то знакомое, и я, торопливо вырвав страницу из альбома, полезла в сумку за угольным карандашом. Я хотела зарисовать кору деревца, ее фактуру, чтобы потом использовать в работе. Пока не понимая, для чего именно, я почему-то сочла это важным.

— Значит, ты его получила, — вдруг раздался за моей спиной голос Александра. Вздрогнув от неожиданности, я уронила карандаш. Нагнувшись, он подал его и кивнул на кожаный альбом, который я держала в руках.

— Значит, он от тебя, — смиренно ответила я. — Так и думала.

— Я же видел, как ты любовалась этими альбомами в магазине. — Он не смотрел мне в глаза. — И тебе явно требовался новый взамен испорченного.

— Так вот чем ты занимался, когда сказал, что забыл свою шляпу? — Я вспомнила, как он устремился обратно в магазин, а я ждала в машине.

— Я мастер обманывать, — ответил он с кривой улыбкой.

— По-видимому, это так, — прошептала я.

— Что ты сказала? — переспросил озадаченно Александр.

— Ну, это так на тебя похоже… — сердито проговорила я, глядя на альбом. — Хочется тебя ненавидеть — и вдруг ты делаешь что-то удивительно трогательное, проявляешь внимание, и ненависть к тебе становится совершенно невозможной.

— Почему тебе хочется меня ненавидеть? — спросил он, и боль в его голосе пронзила меня, как кинжал.

— Это сделало бы мою жизнь гораздо проще, — ответила я с горечью, зарывшись босыми ногами в песок. — Я больше не знаю, как вести себя с тобой, Александр. А ты, по-видимому, чувствуешь себя вполне комфортно.

— Ты сказала, что хотела бы вернуть все на круги своя, чтобы наши отношения снова стали нормальными. — Он нахмурился, сморщив лоб.

— Но это вряд ли можно назвать нормальным, — возразила я. — Ты едва замечаешь меня.

— Я стараюсь, Берди, — вздохнул он. — Поверь, если бы я мог сделать так, чтобы той минуты безумия не случилось, я сделал бы это. Мне не следовало тебя целовать. Это было в высшей степени недостойно, джентльмену не пристало так поступать. И если я не смотрю на тебя, то не потому, что питаю враждебные чувства, а оттого, что испытываю вину.

Если он предполагал, что от этих слов мне станет лучше, то он ошибся. Мои губы задрожали, и я испугалась, что расплачусь прямо у него на глазах. Я взглянула на море. Лучи заходящего солнца образовали на воде сверкающую золотую дорожку. Вот бы окунуться в эти позолоченные волны и смыть с себя весь стыд и сожаления…

— Итак, ты поцеловал меня. — Я постаралась вернуть разговор в рамки прагматизма. — И я поцеловала тебя в ответ. Мы ничего не можем с этим поделать,