Красный закат в конце июня - Александр Павлович Лысков

Пред тобою я ничтожен!

Молящийся отбивал поклоны, а вместо крестного знаменья крутил перед лицом кружку.

Силуян побледнел. Обеими руками спасительно ухватился за крест на груди. Склонив голову, убрался в свой угол.

Там у него в свете лампадки плыл по скверне житейской ковчежек с образом Богородицы, будто под парусом.

8

– Радуйся, Любомудрая, к падшим милость являющая, – шептал Силуян, сидя на топчане.

Рассыпчатого света слюдяного оконца было недостаточно, чтобы загустели тени в его каморке. Сумрак зыбился. И в углу неясно мерцал лунный лик инока с волосами белыми, как перо лебедя.

Вошла Евстолья, поставила перед родным сыночком полную чашу щей, накрытую краюхой хлеба. Баба вперивала свои слезоточащие глазки в самую суть чада, сердцем доставала до сердца, как только матери могут.

Светлый он нынче или тёмный?

Навалилась эта забота на неё вскоре после смерти горбуна-ведуна: скос душевный опять время от времени стал настигать Силуяна. И выпрямить было некому.

Вдруг будто стреноживало мысли Силуяна, будто затор сплавной в голове образовывался, ледяной навал, какая-то преграда возникала свободному течению дум к истоку, излиянию в мировую обширность.

Немота наваливалась, и тогда сутками просиживал он на одном месте с языком, затолканным под нижнюю губу.

И страшен был.

А в светлые дни делалось ему стыдно за себя.

В возмещение своего непотребства он молился, и тоже сутки напролёт. Как и сегодня – ещё затемно уехал со своим любезным сводным братцем Тимошенькой, ловцом трезвых душ, по Большой дороге, а далее скорой ходью до Ровдино, чтобы там, в новом, срубленном из лиственницы храме Преображения, отстоять литургию по полному чину.

Вышло, как и было задумано. Он ещё и на полунощье успел, и между утреней и обедней не присел. И обратно пешим отмахал по морозцу одиннадцать вёрст до родного дома засветло.

…И теперь, щей похлебав, направился кур кормить. На задний двор. Через назёмные ворота. Стороной. Подальше от глаз пьющих насмешников. С курами он душу отводил.

Сидел Силуян на крыльце, отщипывал от краюхи и думал, как хорошо быть птицей. Или собакой. Или кошкой.

Неожиданно квочки чего-то испугались, прыснули в разные стороны, а петух так близко пролетел, что опахнуло из-под его крыла горячим ветерком и будто кто-то шепнул Силуяну:

– Радуйся…

9

Он вернулся в келейку. Хотел было молиться и радоваться, да не тут-то было. Мужики в кружале грянули песню, топая, гремя кулаками по столу:

Хороши наши ребята,

Только славушка худа.

Величают нас ворами,

Всё разбойничками.

А мы не воры, и не плуты,

Не разбойнички.

Государевы мы люди —

Рыболовнички.

Мы ловили эту рыбу

По сухим по берегам —

По амбарам, по клетям…

Как у дяди у Петра

Заловили осетра.

Как у тетки Акулины

Заловили три перины.

А у кума у Степана

Унесли горшок сметаны.

Заловили сорок щук,

Из которых шубы шьют…

Несло в монашеский закут злостной удалью.

Наполнялась молельня тёмной всепожирающей силищей человеческого земного бытия.

Голубиная лёгость жизни стрелой подстреливалась.

Угасал в сумерках кельи светлый лик её обитателя. Опять предательски полз язык за нижнюю губу, чтобы выпятить её, просквозить.

Дыханье перехватило. Зраки уплывали под веки. И коленки сжимались, словно бы в предотвращение малой нужды…

Евстолья зашла с квасом. Теперь ей не требовалось пристально всматриваться в сына. Ясно было видно, как трепетал, толкался вокруг Силуяна неприемлющий дух – даже огонёк в лампадке будто бы колыхался от этого.

Поставила кружку – и скорей вон.

10

Деревня спала под звёздным ситом.

По слюде молодого льда на реке Луна прожигала свою дорожку.

И далеко было видать по свежему снегу во все концы.

Такая светлая выдалась ночь, что даже ямки заячьих следов разглядишь.

Иван Шестаков возвращался с возом дров.

Вдруг лошадь навострила уши и попятилась.

Иван поглядел по просеке вверх.

Гривастое змеище северного сияния скользило по макушкам деревьев.

«Вот он, Зелёный-то Змий! Господи, спаси!» – подумал Иван.

Мужик накинул попону на глаза испуганной лошади и с молитвой стал пережидать знаменье.

– Святый Вонифатий! Не отвержи, ко спасительному воздержанию приведи…

Вонифатий «в нечистоте валяшася и пияница бяше». Сознавая себя грешным, молил Бога, чтобы он сделал его победителем над вожделениями. Господь услышал, но устроил так, что Вонифатий смог очиститься от пьянства только ценой своей жизни. После чего был увенчан званием мученика.

День святого Вонифатия – 1 января.

Зелёный Змий – бог питейного искушения у древних славян. Начало образа своего берёт от ветки хмеля, вьющейся по шесту.

Зелёный – созвучно зелью – лекарству, настоенному на травах, а так же, видимо, и водке, подкрашенной смородинным или иным другим листом.

11

Волочащееся над деревней чудище-сполох светило капустным светом. Михаил Кошутин изумлённо встал у дверей кружала. Как ни был пьян, а задумался: откуда это? Неужто пробилась трава из-под снега?

Поглядел на свои руки – словно у покойника.

Недолго озадачивался парень чудесным мерцанием. Одно было на уме: добраться бы до чарки.

Утвердившись меж двух ёлок у входа, ударил лаптем в дверь.

Не откликнулись. Он принялся стучать так мерно и долго, что могло показаться, сам Зелёный Змий на драконьих лапах шагал по крыше кружала.

До людей Михаил не достучался – только спугнул летучих мышей из-под стрехи. Хлопьями сажи пронеслись вампиры перед лицом Михаила. Он принялся их кнутом хлестать, побежал за стаей.

Размахивая погоняльником, рычал:

– Изыди!

Ему казалось, будто он Христос и бесов изгоняет из родного селения. Будто чёрный рой кружит над ним. Он ясно слышал поросячий визг и чувствовал, как когтят его со всех сторон, впиваются в голову, в армяк.

Михаил стоял посреди деревни, чертыхался, махал руками, хотя вокруг него только снежинки вились.

12

Улетел Змий.

Очистились небеса. Заискрились стожары бриллиантовым ожерельем вокруг звезды Богородицы.

На самом высоком месте деревни, бывшем угорском капище, Силуян кружился, воздев руки к небу и глядя вверх.

В глазах его отсвечивали звезды.

Слышались бормотания:

– Радуйся, Прозорливая, путь спасения им показующая в трезвении… Радуйся, ведущим брань против плоти дьявола и пьянства, волнения хмельной страсти утишающая… Радуйся, материнскими руками своими поднимающая падающих под тяжестию пьянства…

До того докружился Силуян, что запутался в рясе и полетел спиной к земле.

Кучей сена отпружинила ему стылая гора.

Он с блаженной улыбкой раскинул руки.

Стожары дрожали над ним, подавали знак отклика.

13

В кубовой светился красный огонь