Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) - Владимир Николаевич Земцов

Большие усилия по восстановлению конского состава кавалерийских частей продолжал предпринимать генерал Бурсье. Однако в те дни он вынужден был заниматься эвакуацией всех ремонтных депо, находившихся между Вислой и Одером, далее на запад[1191].

Важное значение Париж придавал активизации военных усилий Вестфалии. С утра 16 января в Касселе находился адъютант военного министра Кларка майор Бальтазар (Balthazar). 17 января он попытался оценить военные возможности королевства. По его сведениям, в Торне из числа новых войск, концентрировавшихся ранее в Майнце, оказалось 280 офицеров и 1900 солдат. Помимо этого, армия включала 18 батальонов пехоты, бригаду в 1400 кавалеристов и 12 орудий с 800 человеками прислуги[1192]. Особое внимание Бальтазар уделил вопросу усиления вестфальскими войсками гарнизона Магдебурга, фортификации и формированию магазинов этого города[1193].

В тот же день король Жером отписал Кларку о мерах, предпринятых для снабжения Магдебурга, и усилиях по созданию новой армии в 18 тыс. человек. Он предлагал зафиксировать обязательства Вестфальского королевства перед французским императором особой конвенцией, которая будет предусматривать предоставление королевством в распоряжение Наполеона дивизии в 6800 человек. Остальные войска Вестфалии должны оставаться в распоряжении вестфальского короля, что, по словам Жерома, сохранит в королевстве добрый дух[1194].

Достаточно оптимистичные (как оказалось впоследствии, чересчур оптимистичные) сведения шли в тот день из столицы другого немецкого государства – Берлина. Сен-Марсан, французский посланник в Пруссии, полагал, что серьезных оснований испытывать сомнения в благоприятных для Франции действиях прусского правительства нет. Тем более что князь Ф. Л. Гатцфельд отправлен прусским королем в Париж для того, чтобы заверить императора в готовности со стороны Пруссии следовать прежнему курсу. На этом фоне, по мнению Сен-Марсана, только два момента вызывали раздражение среди пруссаков: некоторые эксцессы, связанные с пребыванием в Пруссии французских войск, и реквизиции, возбуждающие недовольство местного населения. Из письма Сен-Марсана следовало, что прусский король уже тогда, 17 января, планировал отъезд из Берлина вместе со своими сыновьями в Бреслау[1195].

18 января русские войска продолжали наступательные действия. Ранее А. И. Чернышев двинулся из Нойенбурга через Оше и Тухель к Камину[1196] (Kamin), зная, что туда прибыли подразделения французской гвардии под командованием Мортье (они шли из Прейсиш-Штаргарда на Позен, имея, по сведениям Чернышева, в своем составе примерно 3 тыс. человек при 17 орудиях). 17 января, находясь уже в Тухеле, Чернышев уведомил М. С. Воронцова, что ночью осуществит нападение на отряд Мортье. Действительно, в ночь на 18 января Чернышев атаковал и выбил Мортье из города, а затем преследовал его до Цемпельбурга[1197] (Zempelburg). В плен попало несколько офицеров и более 200 солдат. Отход войск Мортье прикрывали 1-й и 2-й полки шеволежеров-улан гвардии под командованием шефа эскадрона П. Жермановского. При атаке русских улан поддержал пехотный батальон гвардии. Русские были на время отброшены. Далее, при отходе Мортье от Цемпельбурга на Позен, атаки русских стали слабеть, ибо Чернышев получил от Платова приказ о выступлении обратно[1198].

Утром того же дня, 18 января, казачий полк Луковкина, действовавший в составе отряда Воронцова по левому берегу Вислы, вступил в Бромберг, в котором неприятельская партия занималась уничтожением складов. В плен попали семь конных егерей. Русские захватили значительные продовольственные и армейские запасы[1199].

18 января Чичагов, прибывший в Эльбинг с намерением возглавить блокаду Данцига, приказал блокировать крепость отрядами Алексеева и Иловайского 4-го. Корпус Платова должен был продвинуться далее на запад и расположиться в Беренте[1200] (Berent) и Лауэнбурге[1201] (Lauenburg), то есть на границе провинции Померания. Таким образом, Платов должен был прикрыть войска, которые блокировали Данциг, со стороны Одера[1202].

Между тем все сведения в отношении действий русских войск, которые к тому же не меняли общей ситуации, поступят в Главный штаб Великой армии не сразу. Богарне, проснувшись ранним утром 18-го, с радостью и нетерпением прочитал письмо, помеченное 8 января, только что прибывшее от супруги. Августа-Амалия, среди прочего, сообщала о том, что обратилась к императору с просьбой о скорейшем возвращении мужа. Вице-король, составляя в тот же день, 18 января, ответное письмо супруге, не преминул упрекнуть ее за этот демарш, указав, что сейчас не время говорить о возвращении и что обстоятельства требуют проявления отваги и безропотного подчинения необходимости. Пытаясь сгладить некоторую резкость своего суждения о ее поступке, Богарне написал, что нужно сделать еще одно усилие, прежде чем супруги смогут наконец соединиться и обрести спокойствие. Письмо закончил упоминанием, что прежние надежды на встречу той зимой в Мюнхене развеялись, поскольку, писал он, «этот дьявол король Неаполитанский навесил на меня великое бремя»[1203].

Утром 18 января (о том, что это именно утро, говорит одно из двух писем Богарне Наполеону, помеченное тем же днем) вице-король подготовил письмо Сен-Марсану Не зная о результатах миссии Нацмера, Богарне предлагал Сен-Марсану способствовать возвращению генерала Клейста, который должен был сменить Йорка во главе Прусского корпуса, со своими войсками в Штеттин. Напомнив о требовании императора Наполеона к королю Пруссии выставить новый воинский контингент, Богарне указал на необходимость укрепления Штеттина, Кюстрина и Глогау для сохранения контроля над правым берегом Вислы, поддержания тесной связи между Грауденцем (который стоит на Висле и где, как он полагал, размещен сильный прусский гарнизон) и пунктами на Одере, а также тесных коммуникаций с Кольбергом и Данцигом, который занят гарнизоном в 24 тыс. человек[1204].

Надежды Главного штаба, пусть и не очень обоснованные, на сохранение Пруссии в качестве союзника подпитывались до известной степени посланиями из Берлина от маршала Ожеро и Сен-Марсана. Ожеро, составляя рапорт за 17 и 18 января, отметил, что настроения в Пруссии, как в столице, так и в провинции, спокойные. Отъезду короля в Силезию он не придавал особого значения, полагая, как и Сен-Марсан, что это связано с необходимостью перемещения королевского двора в более спокойный регион[1205].

Достаточно ровное послание 18 января отправляет из Берлина к Бертье и Сен-Марсан. Не замечая никаких изменений в настроениях Фридриха-Вильгельма, он пишет о готовности пруссаков защищать Грауденц и Кольберг и о добром взаимодействии прусской и французской кавалерии[1206].

Судя по сохранившимся документам Главного штаба за 18 января, его основные усилия в тот день оказались связаны с выполнением поставленных императором задач по возвращению боеспособных кадров для формирования обсервационных корпусов. Подобные приказы, иногда повторявшие уже ранее отданные, Главный штаб в тот день