Русская кампания Наполеона: последний акт (декабрь 1812 г. – январь 1813 г.) - Владимир Николаевич Земцов

днем ранее захватили казаки генерал-майора М. С. Воронцова, 19-го он вновь перешел в руки неприятеля. Однако спустя несколько часов (так следует из русских документов) русские заставили французов очистить город, в котором было оставлено до 300 человек больных и большие запасы муки, овса, гороха, соли и свинца[1214].

В тот же день Чичагов во главе 3-й армии, получив ранее приказ М. И. Кутузова переместиться в Польшу, начал готовить войска к отходу к югу[1215]. 21-го он будет возле Торна.

Богарне, находившийся в Позене, продолжал изучать ситуацию и пытался, как мог, взять ход событий под контроль. При этом он хорошо понимал и, более того, прямо написал об этом Рейнье, что все предпринимаемые им меры вскоре могут оказаться тщетными[1216].

Судя по сохранившимся документам Великой армии, Бертье продолжал 19 января тяжело болеть. Всю переписку от имени Главного штаба вел в тот день Монтион. Эта переписка оказалась сосредоточена вокруг передвижения в тыл (в Магдебург и Лейпциг) батальонов военных экипажей; реорганизации вестфальских полков (при этом король Жером был не согласен с таким вариантом реорганизации, «которая превращает всех офицеров в унтер-офицеров»); передвижения маршевых батальонов по территории, находившейся в зоне расположения XI корпуса Ожеро; наконец, отъезда принца Фридриха Гогенцоллерн-Гехингенского из действующей армии для лечения[1217].

Серьезный анализ на предмет численности находившихся в госпиталях солдат, эвакуации и создания новых госпиталей представил командованию Великой армии П. Дарю. По его сведениям, в госпиталях, расположенных в городах по Висле, лежало до 4580 человек (в Эльбинге – 1381 человек, в Мариенбурге – 1500 человек, в Бромберге – 300 человек, в Торне – 600 человек и т. д.). Всех их следовало эвакуировать на линию Одера и в придачу к имеющимся там госпиталям организовать новые с расчетом на 3000 больных. Необходимо было задействовать и госпитали в Берлине, значительно расширив их возможности[1218].

Обширный отчет о действиях VII корпуса подготовил 19 января генерал Рейнье, который к тому дню находился в Варшаве. Описав расположение и действия V, VI и VII корпусов, указав приблизительную численность и охарактеризовав наступательные действия неприятеля, Рейнье пришел к заключению о готовности русских атаковать Данциг, Варшаву и перерезать коммуникации Великой армии, не дав ей возможности отступления на Одер. В отчете говорилось, что Австрийский корпус остановился для кантонирования перед Вислой с целью защитить Варшаву. Однако при движении неприятеля на флангах австрийцам и саксонцам (VII корпусу) придется отступить к Варшаве и Модлину При этом австрийцы защитят своим левым флангом Модлин, в то время как VII корпус остановится непосредственно перед Варшавой. В том случае, если Висла будет оставаться замерзшей, действия русских будут решительными и Варшаву придется покинуть. Но возможен и более благоприятный вариант. Если река не даст неприятелю перейти ее по льду, тогда, указывал Рейнье, «мы сможем продолжать наше пребывание» на прежних позициях. В заключение Рейнье напомнил о том, как славно VII корпус дрался при Поддубной и Волковыске[1219].

Таким образом, очевидно, что и Шварценберг, и Рейнье имели все основания сомневаться в возможности удержания позиций на Висле. При этом на настроения Шварценберга, безусловно, оказывали воздействие еще и обстоятельства политического характера.

Общий рапорт (Raport général) подготовил 19 января и Ожеро. Сейчас, как и ранее, он с уверенностью написал, что «в столице и в провинции сохраняется спокойствие». Отметил, что король в течение нескольких дней отправится в Силезию. К Берлину приближается 35-я пехотная дивизия, в то время как 31-я дивизия отправилась на театр военных действий. Отметил недостаток лошадей для артиллерии; для обоза помимо лошадей ощущается недостаток и в людях[1220].

20 января русские войска попытались возобновить блокаду Данцига. Главную роль в этом должен был играть корпус Платова и возвратившийся в тот день, 20 января, к Данцигу отряд Алексеева. Однако, несмотря на бодрые рапорты атамана Чичагову, к Данцигу продолжали прибывать французские подкрепления (определенно из Штеттина через Нойштадт подошел 6-тысячный отряд, по-видимому, из дивизии Маршана)[1221].

Главнокомандующий Богарне продолжал в тот день интенсивно работать. «Я в порядке, – писал он супруге, – но ужасно тяжело быть главнокомандующим. Я вникаю во все те дела, которые особенно в беспорядке…» По его словам, ему удалось уже многое сделать, чтобы поднять дух солдат и до известной степени организовать передвижение войск[1222].

Был подготовлен Богарне и отчет Наполеону за тот день. Получив ряд рапортов от своих осведомителей, Богарне докладывал, что, согласно сообщениям из окрестностей Бромберга, неприятельская пехота атаковала в Шветце, что, судя по рапорту из Плоцка, главная квартира Чичагова 13 января была в Гуттштадте[1223] (Guttstadt). Осведомители смогли представить данные и о том, что генерал Витгенштейн собирается покинуть армию и возвратиться в Россию, а четверо русских генералов «довольно громко жалуются из-за приказа, согласно которому им придется продолжать кампанию»[1224].

В реальности речь шла о «демонстрации» ряда русских генералов во главе с Витгенштейном в связи с попыткой возложить на них ответственность за то, что Макдональду удалось избежать окружения и достичь Кёнигсберга. Не исключено, что дополнительной причиной такой «демонстрации» послужило подчинение Витгенштейна сухопутному адмиралу Чичагову, приобретшему после Березины дурную репутацию[1225]. Однако в Главном штабе Великой армии эти обстоятельства интерпретировались как доказательство усталости русской армии и нежелания русского генералитета продолжать военные действия. Богарне не преминул сразу же написать Шварценбергу и Понятовскому об этом, «дабы успокоить в отношении всего, что происходило вплоть до сего дня на Нижней Висле»[1226].

В конце письма к императору вице-король отписал о болезни Бертье: «Начальник Главного штаба все время сильно страдает. Я боюсь, что, несмотря на его добрую волю, он не сможет здесь оставаться: ему было очень плохо прошедшей ночью, и медики очень за него боятся; не хотели бы Вы, Ваше величество, принять решение о возвращении его во Францию?»[1227]

«Успокаивающие» послания из Главного штаба армии вряд ли могли серьезно повлиять на настроения, все более овладевавшие Шварценбергом и Рейнье[1228]. 20 января Шварценберг, анализируя движения войск Сакена и Васильчикова и имея сведения о появлении казаков в Остроленке, еще сильнее, чем ранее, утвердился в решении начать движение своим корпусом в район между Модлином и Варшавой, если русская армия направится на Плоцк и Торн[1229].

Что же касается настроений Понятовского на предмет действий V корпуса в случае русского движения на флангах, то каких-либо документальных свидетельств на этот счет нами не обнаружено. В тот день, 20 января, он, как и военный губернатор Варшавы генерал