Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

Уна остановилась в дверях и стала искать глазами Эдвина. Затем робко зашла внутрь и посмотрела на самый верх галереи. На лестнице валялись хлебные крошки и пара окурков. Но в операционной никого не было. Уна закусила губу с досады. Получается, сестра Кадди передала Эдвину ее сообщение, но он не стал ее ждать.

Но тут открылась дверь кладовой… и из нее вышел Эдвин с незажженной свечой в руке. Уна сразу облегченно выдохнула. Она еле сдержалась, чтобы не броситься к нему со всех ног, но пошла спокойным шагом.

– Я думала, ты уже ушел…

Эдвин поднял на нее взгляд, но не сделал к ней ни шагу. Похоже, он в курсе про часы. И тут нечему удивляться. Слухи распространяются по больнице мгновенно, как в публичном доме. Уна попыталась понять по его глазам, поверил ли он тому, что услышал, но было уже слишком темно, и все, что смогла заметить Уна, – это жесткость его взгляда, которой раньше не было.

Эдвин пошарил по карманам, достал спички и зажег свечу.

– Эдвин, я…

– Это правда? Ты действительно украла часы доктора Пингри?

Уна сделала к Эдвину еще пару шагов, но остановилась, видя, что он так и не трогается с места.

– Я… я…

Уна уцепилась за стул дрожащими руками и сделала глубокий вдох:

– За свою жизнь я украла много чего, в том числе и карманные часы доктора Пингри.

– Это какое-то заболевание, от которого ты страдаешь? Вроде коллеги из психиатрического называют это клептоманией…

– Нет, я воровала, чтобы выжить.

Отсветы свечи плясали на лице Эдвина, искаженном почти отчаянием.

– Я не понимаю… Ты же из хорошей семьи. Росла в штате Мэн. Твой отец…

– Мой отец пропойца и завсегдатай опиумных клубов. И я не из штата Мэн. Я родилась здесь, в этом городе. Я…

В рту у нее пересохло. Она шумно сглотнула и заставила себя договорить:

– Я промышляла воровством больше половины своей жизни.

– И что потом? – голос Эдвина звучал напряженно. – Ты вдруг решила порвать со своим преступным прошлым и стать медицинской сестрой?

Уна потупилась и покачала головой.

– У меня возникли проблемы в банде, с которой я работала. И я решила, что школа Бельвью – отличное место, чтобы, так сказать, пересидеть, пока все уляжется.

– То есть ты никогда по-настоящему и не хотела стать медицинской сестрой? Все это было… – Эдвин махнул рукой, – выдумкой? фокусом? И ты все это время обворовывала тут всех?

– Нет! Я украла за все это время только эти часы у доктора Пингри. И то потому, что… Потому что он старый вонючий брюзга и зазнайка, и мне хотелось ему насолить.

– А как же платок мисс Хэтфилд?

– Она оболгала меня! Я его не крала!

– Оболгала…

Эдвин нервно засмеялся, и его смех отозвался гулким эхом от стен операционной. Пламя свечи заплясало.

– Уна, все, что ты говорила мне, было ложью, до единого слова!

– Не все! Я ведь действительно люби… люблю тебя…

– Если бы ты любила меня, ты бы рассказала мне всю правду.

– Зачем? Чтобы ты посмеялся надо мной и назвал меня воровкой?

– А разве ты не воровка?

Уна покачала головой.

– Я думала… Думала, что, вспомнив своего отца, ты бы смог понять меня…

– Отца? Он-то здесь при чем?

– Ни при чем, ты прав…

Уна подошла к Эдвину на пару шагов. Стук ее каблуков слился с отзвуками горького смеха Эдвина..

– Он был развратником. Обманывал тебя и твою мать. Но ты ведь никогда не знал, что такое голод. И холод. Не чувствовал, как твои обмороженные пальцы покрываются волдырями, когда ты, наконец, попадаешь в относительное тепло. Ты никогда не спал на улице вместе с бездомными псами. И тебе не приходилось царапаться и кусаться, спасаясь от пьяных мужиков, вдруг решивших поразвлечься с тобой.

Уна отвернулась от ошеломленного Эдвина. Ничто так не ранит, как правда. Солнце тем временем село. На улице стемнело. В операционной внезапно стало очень холодно, словно солнце забрало все тепло с собой. Уна нервно поежилась.

– Вообще-то я пришла сюда для того, чтобы поговорить с тобой совсем о другом. Но, по крайней мере, теперь ты знаешь всю правду.

– О чем же ты хотела поговорить? – спросил Эдвин после некоторого молчания.

Уна резко повернула голову и посмотрела Эдвину прямо в глаза.

– Я думаю, в больнице скрывается убийца!

Эдвин хмыкнул.

– Убийца?

– Да! Это Конор! Кучер кареты скорой помощи! Он убил человека, и я видела его около тела убитого!

– Здесь?

– Нет, в одном из проулков в районе Пяти Углов. Он задушил мужчину резиновым жгутом из аптечки, что вы возите с собой в карете скорой помощи.

Эдвин хмыкнул еще раз. Расплавленный воск потек с одной стороны свечи и капнул ему на руку. От неожиданности он выронил свечу и зашипел. Свеча погасла, и они оказались в кромешной тьме.

Уна склонилась и стала на ощупь искать свечу. Она прикоснулась к чему-то теплому – рука Эдвина! Но тот поспешно отдернул руку.

– Сам справлюсь!

Эдвин зажег спичку. Свеча укатилась к операционному столу. Эдвин склонился, поднял свечу и зажег. Уна смотрела, как он медленно поднялся на ноги, осторожно держа свечу, чтобы не обжечься снова. Эдвин обтер руку о брюки и протянул ее Уне, помогая ей встать. Его ладонь еще некоторое время лежала на ее руке, словно он не мог решить, оттолкнуть Уну или притянуть к себе. В итоге он не сделал ни того, ни другого, просто убрав ладонь.

– Я полагаю, что он убил еще как минимум двоих пациентов в Бельвью. Ту женщину в психиатрическом и ту пьяную, что поступила в один день с жертвами несчастного случая на фабрике.

– Но ведь она умерла от передозировки опийной настойки. У нее же нашли в кармане пустой пузырек, ты разве не помнишь?

– В том пузырьке оставалось не больше четверти. Недостаточно, чтобы убить ее.

– Откуда ты знаешь, сколько там было?

– Я сама дала ей его. В смотровой, перед тем как санитары унесли ее в палату. Я знала эту женщину, она из тех же трущоб, где жила я. Она пригрозила рассказать здесь, кто я и откуда на самом деле, если я не дам ей опийной настойки. И она была со мной в том переулке, где мы видели Конора около трупа убитого им мужчины.

Сказав это, Уна содрогнулась. Ведь Конор вполне мог узнать Дейдре! В конце концов, спичку зажгла именно она. Так что лицо Дейдре он мог разглядеть и запомнить гораздо лучше, чем лицо Уны.

– Просто чушь какая-то! – воскликнул Эдвин. – Получается, ты воровка, ты украла опийную настойку для своей подельницы, а теперь обвиняешь другого человека в ее убийстве!

– Прошу тебя, Эдвин, поверь мне! Он вполне может убить еще кого-то!

– Зачем? Или, вернее, почему?

– Вот у него как раз болезнь. Мания. Только не красть, а убивать. Он считает людей из трущоб грязью, недостойными тварями, которых надо морить и убивать как крыс. Он сам мне это сказал.

– Он признался тебе в том, что убивает людей?

– Нет, но много раз говорил о них с омерзением и отвращением. Что ненавидит бедняков и уличных попрошаек.

Эдвин взволнованно провел рукой по своим волосам.

– Если он так опасен, почему ты не пойдешь и не заявишь о нем в полицию?

– Я… э-э… не могу. Меня саму тут же арестуют.

Эдвин вытаращился на Уну в недоумении.

– Тот человек, которого убил в темном проулке Конор… Полиция думает, что его убила я.

– Это правда? Ты убила его?

– Да нет же! Это именно то, что я пытаюсь объяснить тебе все это время! Его убил Конор! И…

Уна осеклась и вгляделась в его лицо.

– Неужели ты думаешь, что я способна убить человека?

– Меня уже ничего не удивит.

Уна отвернулась. Отсвет свечи дрожал на стене. Острая боль пронзила ее грудь, словно ей вонзили нож в самое сердце.

– Если ты не пойдешь в полицию, то… Не знаю, чем я могу тебе помочь.

Боль в груди не ослабевала, но Уна заставила себя вновь посмотреть Эдвину в лицо.

– Я хочу обвинить его прямо в лицо. Думаю, у меня получится добиться от него признания. Но мне нужен еще кто-то рядом. Свидетель. Ты говорил, что я могу тебе доверять. Ты говорил… – Голос Уны дрогнул. – Ты говорил… Ты