Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

Она тихо побрела вниз по Двадцать шестой. Стемнело. В свете фонарей и под прикрытием длинных теней Уна чувствовала себя чуть уверенней. И пока было еще не настолько поздно, чтобы ее присутствие на улице стало подозрительным. Мимо с грохотом пронесся трамвай – и Уна опять подумала о Дрю, которая сейчас мечется в жару и бреду. Теперь их обеих исключили. Какой нелепой и напрасной оказалась жертва Дрю!

Уна прошла мимо Мэдисон-Сквер-парк и дальше до искрящегося и переливающегося огоньками Бродвея. Мимо проносились экипажи, в которых разряженные постояльцы дорогих отелей ехали в мюзик-холлы, театры или в оперу. Разодетые в пух и прах люди прогуливались не спеша. В простеньком платьице и с чемоданчиком в руках Уна чувствовала себя здесь явно не в своей тарелке. Шум улицы и суета раздражали ее после трех месяцев размеренной и тихой жизни на территории больницы Бельвью. И все же район Тендерлойн как нельзя лучше подходил ей сейчас для того, чтобы скоротать эту ночь.

За два квартала от Бродвея Уна набрела на дешевую забегаловку в подвале одного из трущобных домов. Та была маленькой. Внутри горело несколько тусклых масляных ламп. В качестве столов здесь использовались перевернутые бочки, а опилки не убирали с пола, похоже, с самого Рождества. Зато Уна могла купить себе чашку кофе или разведенного водой пива всего за два пенса и сидеть тут хоть всю ночь. Уна выбрала пиво.

Взяв кружку, она направилась к бочке, что стояла в самом углу. Она отодвинула от нее все стулья, кроме одного, чтобы никто не подсел к ней. Пиво было теплым, подкисшим и явно разбавленным водой. Уна сморщилась, сделав всего лишь один маленький глоток. В углу шуршала крыса. По стенам ползали тараканы.

Она с тоской вспомнила чистенькую, теплую и уютную библиотеку. Запах книг, а не немытых мужиков, которых периодически тошнит. Вкус молока, подслащенного медом, а не прокисшего пива.

– Да уж, разбаловалась ты, Уна Келли! – пробурчала она сама себе, но невольно поморщилась, когда куривший рядом амбал смачно сплюнул прямо на пол. При этом он улыбнулся Уне, вовсе не стесняясь своих редких полусгнивших желтых зубов. Уна ответила ему мрачным взглядом.

А у Эдвина зубы такие белые и ровные. И мягкие нежные губы, всегда пахнущие гвоздикой и мятой. И ведь сегодня она была действительно полна решимости рассказать ему всю правду о своем прошлом. Слава богу, их прервали. Глупо было надеяться, что он понял и принял бы это. Торжествующий и одновременно презрительный вид сестры Хэтфилд, держащей в руках найденные в чемоданчике Уны часы доктора Пингри, явно дал ей понять, что она никогда не смогла бы вырваться из этого порочного мира.

Миссис Бьюкенен долго смотрела на нее, не веря до конца и все качая головой, словно вышедшая из строя игрушка. Мисс Перкинс была более сдержанна. На лице ее не было ни удивления, ни осуждения. Только тень разочарования. Она жестом показала Уне, что не желает слушать никаких ее объяснений, и велела собрать вещи и покинуть больницу.

Именно разочарование в ней директрисы больше всего ранило Уну. И она не пошла прощаться с Эдвином. Она не смогла бы вынести его осуждающего взгляда. Ведь он был единственным мужчиной, который смотрел на нее с искренней любовью. Лучше не портить себе воспоминания о нем. Это ведь единственное светлое, что есть у нее сейчас, в конце концов.

Уна заставила себя перестать думать только о нем. Сейчас надо понять, что делать дальше. У нее всего семь долларов в кармане. Не разбежишься. Начать снова воровать она не могла. Ведь сначала надо найти скупщика, который был бы готов покупать у нее краденое. Но Марм Блэй наверняка позаботилась о том, чтобы ни один из них не пожелал даже видеть ее. А если и найдется кто-то глупый или отчаянный, то даст ничтожно малую долю.

Можно, конечно, попробовать устроиться на работу на какую-нибудь фабрику или завод. Но даже на такую адскую работу полно желающих устроиться. Не позолотив ручку нужному человеку, не попасть даже на птицефабрику. Можно пойти в Таммани, там, скорее всего, помогут. Но платить придется собой.

Уна сделала еще глоток пива. И представила на миг, как будет по десять часов стоять у конвейера в жутком шуме и задыхаться от запаха крови домашней птицы. Ей стало не по себе. С этим ужасом не сравнится даже самый тяжелый день в Бельвью. К тому же рано или поздно ее начнет домогаться начальник смены, да и Таммани захаживают туда частенько.

Уна закрыла лицо руками. Вот тебе и новая профессия.

Поначалу она ненавидела жизнь в больнице, но постепенно работа начала ей нравиться. Нет, она так и не полюбила зубрить все эти глупые латинские названия костей и органов (в отличие от Дрю), но ей нравилось помогать пациентам. Снимать боль различными компрессами, поднимать настроение, проветривать и выводить на солнце. Видеть, как им становится лучше, и осознавать, что в этом есть и ее вклад.

Да, под конец дня у нее часто гудели ноги, ломило спину и болела голова. Но она чувствовала себя… нужной. Делающей благое дело. И умеющей помогать. И причастной к чему-то большему, чем просто выживание и забота о себе самой.

Может, в этом все и дело. Она систематически нарушала свои устоявшиеся годами правила. Забыла о том, что для того, чтобы выжить в этом жестоком мире, нужно думать только о себе и своих интересах.

И все же она не жалела ни о том дне на катке с Эдвином, ни о вечерах с Дрю за книгами. Она жалела только о том, как жестоко обманула обоих.

Тем временем мужчина с полусгнившими зубами подтащил к ее перевернутой бочке один из отодвинутых стульев и сел рядом. Псу под хвост все ее усилия, которые она приложила к тому, чтобы никто к ней не подсаживался.

– И чёй-то такая красавица делает ночью одна в этой дыре?

Уна закатила глаза. У нее не было сил придумать какой-нибудь оригинальный ответ.

– Хочу побыть одна!

– Одна? Да брось ты, никто не хочет оставаться один. Давай я куплю тебе выпить?

– У меня уже есть пиво, не видишь?

– Ну, так будет еще одно! Две кружки всегда лучше, чем одна!

– Тебе что, сразу нос расквасить?

Мужчина ухмыльнулся и придвинулся ближе.

– Слышь ты, мистер, я не шучу! – зашипела Уна, показав ему кулак. – Видишь шрам? Это я сломала нос итальяшке, который шлепнул меня по заднице. А этот – от ирландца, который лез целоваться. А вот этот…

– Ладно, ладно, понял, – замахал руками мужчина, отодвинувшись. – Давай я просто посижу рядом с тобой, а дальше как пойдет.

– У меня сегодня не пойдет ни с тобой, ни с кем другим. Я хочу сидеть здесь и спокойно пить пиво, ясно?

Мужчина что-то ответил, но его слова заглушил колокольчик кареты скорой помощи. Уна вновь вспомнила Эдвина и как они вместе ездили на вызов в «Адскую кухню». Их жадные и жаркие поцелуи. Несущиеся мимо дома. Внезапное прибытие и необходимость оторваться друг от друга. Горечь, шок…

Снова зазвенел колокольчик, уже намного ближе – и Уна вспомнила совсем другой эпизод. Другая тускло освещенная забегаловка. Бродяга Майк осушает свой бренди и многозначительно смотрит на нее. И тут, звеня колокольчиком, подъезжает карета скорой помощи и останавливается рядом с салуном – как раз после того, как Бродяга Майк уходит.

Назойливый собеседник продолжал нести какую-то чушь, но Уна шикнула и махнула рукой, желая только одного: чтобы он заткнулся. Что-то в ее воспоминаниях было особенным сегодня, словно открылась какая-то потаенная дверь. Она закрыла глаза и мысленно снова оказалась там, в грязном проулке. Вспыхивает спичка Дейдре. В ее свете видно тело Бродяги Майка с каким-то шнурком вокруг шеи. Около него на корточках мужчина в форме. На шее у Бродяги Майка… это был не пояс и не веревка. Это был медицинский жгут. Темная куртка и кепка с небольшим козырьком… Форма кучера кареты скорой помощи.

Снова и снова Уна представляла себе те моменты за секунду до того, как спичка прогорела и погасла. Холодный воздух. Легкий снег. Запах мочи и гнили. Убийца, удивленно смотрящий прямо на них.

Уна распахнула глаза.

Конор!

Глава 45

Уна стояла