Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор

– Наверное, я стараюсь больше думать об оставшихся в живых. О тех, кому нам удалось помочь… – Голос Эдвина смягчился. – Так ты из-за этого плачешь?

– Нет. – Уна посмотрела на лужайку, где пациент на костылях ковылял по дорожке между недавно раскрывшихся цветов. Дежурный сидел на лавочке и курил. На балконе под ними медсестра принялась выколачивать одеяло. Уна дождалась, когда она уйдет. А потом повернулась к Эдвину и спросила, глядя ему прямо в глаза:

– Ты сказал как-то, что я могу говорить тебе все без утайки. Ты это серьезно?

– Конечно! Я хочу, чтобы мы говорили все друг другу честно и чтобы у нас не было никаких недомолвок!

– На самом деле люди не хотят этого – полной открытости. Им милее полуправда. Сглаженные углы и припудренная сахаром ложь.

– Только не я!

Уна снова посмотрела ему прямо в глаза. Опять это честное и искреннее лицо.

– А когда ты вернулся из Нового Орлеана с гробом отца – ты рассказал матери о том, как именно он умер? А о том, как встречался со своим сводным братом, ты ей рассказал?

Эдвин молчал какое-то время.

– Нет…

– То-то и оно!

– Я просто щадил ее израненное сердце. Она и так натерпелась от отца.

– Правильно. Люди вовсе не всегда лгут для того, чтобы навредить.

– Да? То есть ты тоже хочешь щадить мои чувства и страдать в одиночку?

В одиночку… Неужели это действительно то, к чему она стремится? Уна провела ладонью по холодным перилам и остановила ладонь на полпути к ладони Эдвина. Тот сразу сплел свои пальцы с ее.

– Нет, уже не хочу, – выдохнула Уна и, тяжело вздохнув, продолжила: – Но пообещай мне: что бы я ни…

– Мисс Келли!

Услышав за спиной голос второкурсницы, Уна так и подпрыгнула. Она отдернула руку и повернулась к открытому окну, откуда торчала голова второкурсницы.

– Мисс Перкинс вызывает!

Уну опять бросило в холодный пот.

– Простите, мне пора! – бросила она Эдвину и заторопилась в отделение.

– К ней в кабинет? – уточнила Уна.

Второкурсница энергично закивала.

– А она не сказала, по какому поводу?

– Нет, но вряд ли что-то приятное…

Дойдя до кабинета мисс Перкинс, Уна увидела, что дверь открыта. Директриса сидела за своим огромным столом и разговаривала с сестрой Хэтфилд и – как ни странно – миссис Бьюкенен. Как только на пороге появилась Уна, в кабинете повисло тягостное молчание. Мисс Перкинс жестом пригласила Уну войти. Уже переступив порог кабинета, Уна поняла, что так и держит в руке пустую чашку.

– Я не имею отношения к смерти этого пациента сегодня! Я несколько раз предлагала доктору Пингри вымыть руки и продезинфицировать инструменты. Ей-богу, я просила его об этом! И его ассистенты тоже! Но он отказа…

– Я вызвала вас не по этому поводу, мисс Келли! – отрезала мисс Перкинс.

Уна облегченно выдохнула.

– Я вызвала вас потому, что мисс Хэтфилд выдвинула против вас очень серьезное обвинение!

Уна недоуменно посмотрела на сестру Хэтфилд, а затем снова на мисс Перкинс. Она что – опять забыла провести какую-то гигиеническую процедуру в палате? Не протерла где-то пыль? Или не проветрила вовремя? Но все это вряд ли можно было бы назвать «очень серьезным обвинением». Они что – узнали о ее отношениях с Эдвином? Или кто-то увидел их вместе? Что бы это ни было, Уна очень испугалась и смогла дрожащим голосом сказать лишь еле слышное:

– О!

– Кража, мисс Келли! Сестра Хэтфилд утверждает, что вы украли ее красный шелковый платок.

– Что? Это же просто смешно! Ложь!

– В таком случае вы не станете возражать, если мы прямо сейчас пойдем вместе с вами и обыщем вашу комнату?

– Конечно, нет, – ответила Уна.

Она последовала за ними до спального корпуса, открыла перед ними дверь своей комнаты и отступила. Директриса, мисс Хэтфилд и миссис Бьюкенен вошли в комнату. С тех пор, как Уна осталась в комнате одна, она перестала так тщательно застилать постель. Поэтому слегка покраснела, увидев, как женщины презрительно хмыкнули, увидев смятое одеяло и невзбитую подушку. «Ну и ладно, они же не оценивать порядок сюда пришли», – подумала Уна.

Все равно они первым делом сорвали покрывало с ее постели. Виновато посмотрев на Уну, миссис Бьюкенен принялась шарить рукой по постели. Она сняла все постельное белье, посмотрела под матрасом и даже под кроватью. Тем временем директриса и сестра Хэтфилд перетряхивали весь нехитрый гардероб Уны, выворачивая все карманы.

Уна стояла в проеме двери и молча смотрела на них. «Детективы из них так себе…» – пронеслось у нее в голове. Ей было почти смешно. Они ведь даже не залезли на стулья, чтобы посмотреть на шкафах. Они не осмотрели пол и не постучали по половицам в поисках секретной ниши. И даже не приподняли ковер. И стены они тоже не простукивали в поисках пустоты.

– Видите? Я ничего не крала, – подала голос Уна, видя, что женщины так ничего и не нашли.

Миссис Бьюкенен кивнула.

– Простите меня, милочка. Мы почти закончили.

С этими словами она присела на корточки и открыла сундук.

– Там только нижнее белье, – смущенно запротестовала Уна.

– Боюсь, мы вынуждены искать везде… – ответила миссис Бьюкенен.

Она встряхнула ночную рубашку Уны, вывернула наизнанку пару ее чулок. Уна хранила на дне этого чемоданчика газету Барни с оторванной страницей, его погнутую булавку для галстука и медальон с Девой Марией, что вложила ей в ладонь жена того пациента со сломанной ногой, которого они забрали из «Адской кухни». Миссис Бьюкенен бросила взгляд на эти вещи, но не притронулась к ним. Она стала снова укладывать белье Уны в чемоданчик.

– Посмотрите между страницами этой газеты, – скомандовала сестра Хэтфилд.

В ее голосе слышались нотки досады.

Уна с ненавистью посмотрела на нее, выхватила газету у миссис Бьюкенен и протянула ее сестре Хэтфилд.

– Вот, посмотрите сами! Вы же не успокоитесь, пока не перелистаете газету от начала и до конца!

Сестра Хэтфилд стала внимательно листать газету. И чем дольше она ее листала, тем растеряннее становилось ее выражение лица. Она даже начала краснеть.

– Я… я ничего не понимаю… Я не могу найти свой платок уже несколько дней. Кто кроме вас мог его взять?

Уна вырвала газету из ее рук и швырнула ее обратно в сундук. Та шмякнулась на самое дно.

– Как видите, я этого не делала!

– Нет, я уверена, что мой платок где-то здесь. Может, она спрятала его в вещах соседки?

С этими словами сестра Хэтфилд рванулась к постели Дрю. Но Уна встала перед ней как стена.

– Не смейте прикасаться к ее вещам!

Уна намеренно оставила все вещи Дрю – даже обгоревшую лишь до половины свечу – на тумбочке у кровати, а меховую муфту и шляпку – на гвоздике. Все было именно там и в том состоянии, как до болезни Дрю.

– Все равно этим вещам здесь больше не место! – не унималась сестра Хэтфилд. – Она больше не ученица нашей школы!

Но тут вмешалась мисс Перкинс, молчавшая все это время:

– Хватит! Ваше обвинение в адрес мисс Келли оказалось беспочвенным, Евгения! Я сожалею, что пошла у вас на поводу. Сейчас же извинитесь перед мисс Келли!

Сестра Хэтфилд скрестила руки и отвернулась. Пару секунд она стояла молча. Потом буркнула себе под нос что-то вроде «извиня…».

Но тут миссис Бьюкенен откашлялась, и все резко обернулись к ней.

– Боюсь, мисс Евгения была все-таки права в своих подозрениях.

Сказав это, она продемонстрировала всем серебряные карманные часы.

– Похоже, это часы доктора Пингри, которые пропали после его лекции.

Она перевернула их – и все увидели гравировку с его инициалами.

Глава 44

Уна стояла у входа в спальный корпус медперсонала со своим чемоданчиком в руках. Она не знала, куда ей теперь идти. Она никак не могла вернуться в свою комнату на Пяти Углах. И Клэр тоже ни за что на свете не впустит ее больше. Со дня убийства Бродяги Майка прошло три месяца. Маловато. Полиция вряд ли закрыла дело и забыла о ней. Бывали случаи, когда ее подельники возвращались в город спустя несколько лет – и все равно тут же попадали в цепкие лапы копов. И если бы не облачение медицинской сестры, ее ждала бы та же участь сегодня же.

Три месяца… Всего-то? Уне казалось, что прошла целая вечность.