Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

вассалов служит возвышающийся на площади мраморный зверь „чинга“, который сильнее льва. «Чинга» вырезан на печати властителя Китая. Прибывающие в страну обязаны иметь изваяние этого животного, сделанное из воска или слоновой кости, в противном случае они не допускаются в гавань.

Если властитель выходит из повиновения государю, с него сдирают кожу, солят, высушивают на солнце, набивают соломой или чем-нибудь иным, подвешивают вверх ногами на площади со сложенными над головой руками, чтобы все видели, будто он выполняет „зонгу“ – обряд покорности.

Никому не позволено видеть государя. Когда он желает посмотреть на народ, то объезжает дворец верхом на искусно сделанном и затейливо украшенном павлине в сопровождении шести главных жен, одетых как он. Затем входит внутрь змеи, называемой „нага“, изготовленной с величайшим великолепием и помещающейся в большом дворе. Государь с женами входит внутрь, никто точно не знает, кто из них властитель. Он смотрит на народ через стекло в груди змея. Через стекло можно увидеть властелина с женами, но нельзя опознать государя, женатого на своих сестрах, дабы царская кровь не смешивалась с чужой.

Китайская джонка.

Банкнота достоинством 1 сингапурский доллар,

Сингапур, 1987 г.

Двор окружен семью стенами, на каждой из них десять тысяч человек охраняют дворец. Они остаются до звона колокола, когда на смену придут другие стражники. Они меняются день и ночь. В стенах есть ворота. У первых ворот стоит человек с большим мечом в руке, он носит название „сагу хоран“ с „соту боган“. У вторых ворот – пес, „сагу хаин“. У третьих – стражник с железной палицей, „сагу хоран“ с „покум бесин“, у четвертых – воин с луком в руке, „сагу хоран“ с „анат панан“, у пятых – копьеносец, „сагу хоран“ с „тумак“, у шестых – лев, „сагу хориман“, у седьмых – два белых слона, называемых „гаджина путе“.

Во дворце семьдесят девять зал с прислуживающими государю женщинами. В покоях круглые сутки горят факелы. Чтобы обойти дворец потребуется целый день. В верхней части дворца расположены четыре залы, куда иногда допускают важнейших сановников для беседы с государем. Один зал снизу доверху отделан медью. Второй – серебром, третий – золотом, четвертый – жемчугом и драгоценными каменьями. Когда подданные государя приносят в качестве дани золото или ценные предметы, их вводят в залы и они говорят: „Да будет это для умножения чести и славы нашего раджи Сантоа“.

Все вышесказанное и многое другое нам передал мавр, сам видевший это.

Жители Китая – светлокожие, ходят в платье, едят за столом, имеют крест, но неизвестно ради какой надобности.

В этой стране изготавливают мускус. Животное, производящее мускус, – кошка, напоминающая кошку цибет. Она питается сладкой древесной корой толщиной с палец по названию „чамару“. Они приставляют к кошке пиявку и отнимают, когда та раздуется от крови. После этого выжимают пиявку в блюдо и выставляют на солнце в течение четырех или пяти дней. Затем кровь окропляют мочой и выносят на солнце. Так получается превосходный мускус. Владелец животного уплачивает государству определенную сумму. Известные нам зерна мускуса – истолченное в мускусе козлиное мясо, но не кровь. Кровь тоже может быть в виде зернышек, она быстро испаряется. Дающие мускус кошки называются „кастор“, а пиявки – „линта“.

Когда на Большой Яве умирает именитый человек, тело сжигают. Его главную жену украшают гирляндами цветов, проносят на сидении через селение. Улыбаясь и утешая родственников, она говорит: „Не плачьте, сегодня вечером я буду ужинать с супругом, а ночью спать с ним“. После этого ее подносят к костру, на котором лежит труп. Обратившись к родным и продолжая утешать их, она кидается в огонь, сжигающий ее мужа. Не поступи она так, ее перестали бы считать честной женщиной или верной женою покойному супругу».

Этот ужасный обряд долго сохранялся среди индийских индуистов, сиамских буддистов и на острове Бали.

* * *

В ясную звездную ночь со вторника на среду, 11 февраля 1522 года, «Виктория» покинула гавань, взяла курс на запад-юго-запад вдоль побережья Тимора к Индийскому океану. Лоцманы Альмансора высадились в Амобане.

Дул ровный попутный ветер, волны мягко ударяли в корму. Под форштевнем хлюпала вода. С левого борта темнели силуэты гор. Лес почернел, как все вокруг, прикрыл тучей склоны. Казалось, за вершинами лежит бесконечная земля, как расстилающееся справа безбрежное море. Звезды цветами горели в вышине, розовая луна низко висела над волнами. Там у горизонта в туманной дымке звезды утратили блеск и чистоту, походили на осколки мутных раковин и белые камешки. Чем выше они взбирались по небосводу, тем ярче горели огоньки, тем больше становилось их повсюду, крупных и мелких, желтоватых и серебристых. Они гроздьями нависали над парусами, падали в воду, превращались в светящихся рыб и медуз, чей таинственный блеск мелькал рядом с кораблем.

– Древние египтяне говорили: «Когда человек узнает, что движет звездами, сфинкс засмеется, и жизнь на земле иссякнет», – задумчиво произнес Антоний.

Над ним шевелились серые полотнища с темными крестами. Тонкие путы держали готовые сорваться и улететь ветрила.

– Разве не сила Господня движет светилами? – спросил Пигафетта, сидевший рядом с монахом и наслаждавшийся покоем.

– На них живут ангелы, – промолвил священник. – Знать бы, на какой из них мой…

– Наши ангелы остались на севере, – ответил Пигафетта.

– Они летят за кораблем, – возразил францисканец.

– Что им делать на чужом небе?

– Ангелы вон там… – монах показал рукой на запад.

– Где? – оживился итальянец, будто хотел поймать муху.

– Ты грешен, тебе не дано увидеть, – разочаровал его приятель.

– А ты? – обиделся Пигафетта.

– Я тоже. Господь лишил меня силы удерживать людей от глупости.

– Опять поругался с капитаном?

– Он непохож на сеньора Магеллана, своеволен и груб.

– Мне тоже не нравится Элькано, – согласился Пигафетта, – но ему удалось навести порядок на корабле. Он знает толк в навигации.

– Элькано не любил капитан-генерала.

– И завидовал Карвальо, – продолжил ломбардиец.

– Я слышал, баск запер в каюте расходные книги? – поинтересовался священник.

– Команда выбрала его счетоводом. Он взял гири и весы – без чего нельзя вести торговлю.

– С ним не поспоришь… – вздохнул священник. – Трупы на реях смердели несколько дней, пока матросы не взмолились убрать их с глаз.

– Хороший урок! – покачал головой летописец. – Даже лодки с туземцами боялись подойти к «Виктории».

– Что говорят о сбежавших моряках?

– Больше не слышали о них.

– Храни их, Господи! – попросил францисканец. – Элькано не простил бы солдату с юнгой мятежа, как не простил сеньору Магеллану своего наказания.

– Они