Фернандо Магеллан. Том 3 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Я не знаю дороги до Африки. Сколько надо пройти без остановок? – спросил монах.

– Почти две тысячи лиг.

– Две тысячи? – воскликнул пораженный францисканец. – Неужели это возможно? Ты не ошибся: две тысячи лиг?[15]

– Это значительно меньше перехода через Тихое море.

– Две тысячи лиг! – повторил священник, не веря приятелю.

– Среди островов плавать приятнее, – улыбнулся Пигафетта, – зато мы не наскочим на рифы, не встретим португальцев, не согрешим с женщинами.

– Теперь понятно, зачем потребовалось много продовольствия, – сказал монах.

– Одно плохо: мы не достали нужного количества соли.

– О, Боже! – испугался священник. – Придется пить морскую воду?

– Нет, мясо может испортиться.

– Нас ждет голод?

– Не думаю. Иначе бы Элькано не отважился плыть напрямик.

– Господи, если бы я знал… – вырвалось у капеллана.

– Высадился бы на острове?

– Крестить язычников – тоже богоугодное дело, – серьезно напомнил францисканец.

– Пока они не съедят пастыря, – усмехнулся Антонио.

– Я хочу умереть на земле.

– Это ты успеешь… – весело начал Пигафетта, но встретившись взглядом с другом, умолк.

* * *

На следующий день Тимор скрылся позади. «Виктория» изменила курс на юго-юго-запад, пошла круче к ветру. Следуя привычке иберийских моряков ходить напрямик вдоль невидимых широт и долгот, Элькано решил спуститься до сорокового градуса южной широты, чтобы без помех плыть к мысу Доброй Надежды.

Такая практика объяснялась неумением точно определять долготу – положение в океане, поэтому всегда существовала большая вероятность приплыть не туда, куда собирались. Достигнув необходимой широты, шли точно по солнцу и звездам на запад или на восток, пока не упирались в землю. Главную роль играл компас. Неприятности возникали вместе со штормами, забрасывавшими каравеллы неизвестно куда, после чего они выплывали вместо Африки к Южной Америке, как случилось с флотилией Педру Алвариша Кабрала, случайно вслед за Висенте Пинсоном открывшим Бразилию.

Началась обычная корабельная жизнь. Вахты по расписанию меняли друг друга. Утром и вечером колокол сзывал людей на молитвы. Первую ночную вахту возглавлял капитан, вторую – Франсиско Альбо, третью – Мигель Родос. Днем командовал на палубе боцман Жуан Акуриу следил за порядком в трюме, подгонял нерасторопных моряков. Цирюльник и лекарь Эрнандо Бустаменте стриг волосы, вскрывал нарывы, заговаривал кровь, знал десятки молитв на разные болезни.

В тени у борта плотник Ричард Фодис неторопливо резал из полена святого с курчавой бородой и торчащими ушами. Мелкие белые стружки лепестками падали на палубу, разлетались на ветру. Плотник пристально разглядывал деревяшку, дул на нее, слюнявил палец, тер им там, где хотел выбрать резцом. Святые плотника оставались на островах с медными крестиками отца Антония. Гордость и грусть наполняли сердце нормандца: радость от хорошо выполненной работы, волнение за судьбу детища.

Канониры Ролдан Арготе и Маэстро Педро осматривали пушки, подтягивали крепление талей, натирали жиром трущиеся места, раскладывали на солнце мешочки с порохом, чинили аркебузы. Длинное узкое лицо Ролдана становилось серьезным, будто на горизонте маячили паруса неприятеля с вымпелом, требующим сражения. Маэстро Педро улыбался, много говорил, часто сплевывал сквозь зубы. Они вспоминали стычки с индейцами, спорили о том, кто с какого раза попал в цель. Ганс Айрес подходил к ним и заявлял, будто стреляет лучше. Спор вспыхивал с удвоенной силой, после чего шли осматривать следующее орудие или лезли в пороховой погреб, где в бочках хранился порох, лежали в ящиках рубленое железо, свинец, фитили, пыжи, всякие принадлежности.

Юнга Сибулета подсаживался к канонирам, плотнику, матросам, солдатам, ведшим бесконечные разговоры о туземках и ночах любви. Не выслушав до конца одних, переходил к другим, лез по вантам на марсы, разглядывал океан, скатывался вниз и попадал под ноги боцману. Акуриу придумывал парню работу, грозил кулаком, обещал проверить, но забывал, а тот вскоре опять появлялся на палубе. Юнга перестал расти, был худым и нескладным, с густыми волосами до плеч.

Облокотившись на поручни и опустив голову, Мартин Мендес часами смотрел на воду. Работы для нотариуса не было. От скуки он помогал писцу, читал Библию, цитировал священные тексты не хуже францисканца. Большие знания рождали печаль. Слова протестантской ереси Ганса Варга приходили в голову Мартина. Когда он смотрел на разбегавшуюся от форштевня воду, богословские сомнения исчезали, возникала умиротворенность. Вода покоряла и очаровывала нотариуса, играла множеством оттенков – от янтарного цвета до бирюзового.

Окасио Алонсо, высокий матрос с раскосыми глазами, светловолосый Диего Кармона, курчавый Николай Грек бросали кости. Желтоватые кубики с черными крапинками катятся по доскам, застревают в щелях. Мелкие медные монетки переходят из рук в руки, прячутся за щеку. Звенят кости в кружке, стучат о палубу. Царапает ногтем по борту Диего, помечает долг соседа. Расстроенный Окасио обижается, злится на друзей.

Васко Гальего в тесной каюте кормчих листает звездные атласы. Отец завещал ему стать пилотом, заслужить дворянский герб. Тяжело дается наука, неохотно делятся штурманы секретами, заставляют выполнять грязную работу. Васко молод и честолюбив, он добьется успехов.

Солнце огненной дугой проходит над кораблем, клонится к горизонту. Золотятся паруса, наполняются кровью кресты. Сизый дымок поднимается от печи – в трюме готовят ужин.

Хуан Аратья, Андрес Бланко, Эстебан Бретон кипитят в котлах воду, режут мясо, промывают рис. Потрескивают дрова, греются широкие плоские кирпичи, душно становится в утробе корабля, как в жарко протопленной хижине. И не верится, что за стенами не деревенский двор с гусями и свиньями, а нераспаханная ширь Индийского океана.

Тяжелый огненный диск погружается в воду. Небо вспыхивает багровым пламенем, ослепительная дорожка ложится к кораблю. Поверхность воды заблестела, заиграла бликами, словно огромное зеркало отразило последний свет. Паруса заалели, расцвели. Длинные тени легли на волны. Вода с восточной стороны потемнела, сделалась бездонной. А на быстро синеющем голубом небе уже покачивалась бледная, прозрачная луна.

Глава XXV

Смерть капитана

Ремонт «Тринидада» подходил к концу. Подновленный корпус покачивался на воде. Заканчивались плотницкие работы, начиналась оснастка корабля.

Пунсороль с Панкальдо перебирали на складах снаряжение. Мастера канатного дела плели веревки, обрабатывали противогнилостными растворами. Парусные умельцы латали дыры на запасном комплекте, усиливали накладками штормовые. Механики чистили насосы, смазывали помпы жиром, натирали до блеска медные корпуса. Оружейники придирчиво осматривали орудия, скоблили золою дула аркебуз. Факторы в сотый раз пересчитывали расходы, записывали в счетных книгах новые статьи. Священник призывал разнеженную паству на подвиги во имя Господа. Цирюльник лечил ослабевшего Карвальо. Здоровье Жуана на короткое время улучшилось. Он вставал с тюфяка, садился на пол веранды, смотрел на море, где покачивался корабль без мачт и парусов, как