Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

class="p1">"Да, – задумчиво промолвил он, – да … ты пыталась … ты думала, что поступаешь правильно. Но, очевидно, ты ещё к такой милости не готова. Очень немногие люди готовы, только святые и, возможно, несколько избранных … Бог дал тебе свободу воли, чадо моё, и только тебе решать, что верно, а что нет. Решать тебе".

"Но как я могу знать, понимать, быть уверенной? – запротестовала я. – Это же вопрос послушания или непослушания собственной матери, вот что это такое".

"А в данном случае без малейших колебаний слушайся свою мать, и ты получишь награду за своё послушание. Твёрдо верь в это и неси в себе по жизни эту подкрепляющую мысль, как свет маяка. Да, рано или поздно Господь вознаградит тебя за то, что была покорной дочерью. Иди с миром, и пусть грядущие годы станут для тебя счастливыми".

После этих слов он отпустил мне все грехи, и мы с Няней причастились.

Вернувшись, мы застали весь дом на ушах.

Папуся пролил целую чашку кофе на моё свадебное платье! Пока никто не видел, он с чашкой в руке встал после завтрака из-за стола и проник в Мамину гостиную, где на софе оно и лежало, готовое к тому, чтоб я в него облачилась. Согласно его стыдливому объяснению сего ужасного инцидента, при виде моего подвенечного наряда на его глаза тут же навернулись слёзы и он, ослеплённый ими, споткнулся о Мишкину голову.

"Этот тупоголовый старый лысый медведь! Этот рассадник моли! – гневно кричал он, будто во всём был виноват Мишка. – Вечно у всех на пути, всегда помеха обществу … Жаль, что я не смогу снова застрелить его, как тридцать лет назад. Но, поверьте, на этот раз я бы не стал делать из него чучело или ковёр, из-за которого все будут падать".

"Никто никогда, кроме тебя, из-за него не падал. Так что ты не можешь винить Мишку, когда сам во всём виноват, поскольку слонялся с чашкой чёрного кофе, – возмутилась Мамуся. – Теперь же, будь добр, уйди и дай нам разобраться с тем беспорядком, который устроил".

И все они: Мамуся, Танька, Няня, Фрося и мисс Бёрнс, – стали суетиться над моим платьем, словно стайка беспокойных кудахтавших кур. Но портниха, растолкав их, умело промыла пятно холодной водой.

"Когда оно высохнет, всё будет в порядке, – заверила она, – да к тому же вуаль прикроет всё, что бы там ни осталось".

Утренние часы пролетели чересчур быстро, и в полдень меня попытались заставить проглотить немного курятины и бульона. Однако я была слишком взволнована, чтобы есть, и, давясь, как в детстве, поспешно выплюнула всё назад на тарелку.

"Что за безупречное поведение для невесты! – насмешливо воскликнул Ванька. – Если тебя тошнит, то разве нельзя было тактично извиниться и вовремя выйти из-за стола? Теперь же ты всем испортила аппетит, отвратительная нищая-скотинка-чёртова-старая-дура. Давай, убирайся отсюда, кыш", – и он замахал на меня салфеткой, а я с радостью выбежала вон.

Когда мне пришло время одеваться к торжеству, Мамуся и Танька предварительно выкупали меня в ароматной воде, натерев душистым мылом. А затем меня, вытертую и припудренную, Мамуся облачила в семейную свадебную сорочку, ту самую объёмную старинную сорочку из батиста и кружев, что была на теле и прабабушки Тамары, и бабушки Александры, и Мамы, и Таньки в дни их собственных свадеб. Теперь же настала моя очередь носить прабабушкино одеяние, практически достигавшее пола и имевшее ширину, равную пяти обычным ночным рубашкам.

"Она будет торчать из моих панталон", – уныло запротестовала я. Но Мама сказала, что нет, не будет, так как на саму церемонию надеваются закрытые, плотно облегающие панталоны, сочетающиеся с сорочкой и не позволяющие той сползти. Позже, когда я переоделась к отъезду в свадебное путешествие, на мне уже была гораздо более короткая сорочка, которая, несмотря на то, что носилась вместе с панталонами с разрезом, как у замужней дамы, никак не могла свисать и быть видна.

Всем этим сорочкам и панталонам было не менее ста лет, и, согласно фамильной традиции, мы, невесты, обязаны были быть в них в дни наших свадеб. Потом их, прокладывая лавандой, убирали до будущих торжеств представительниц новых поколений, а мы начинали носить нижнее бельё из нашего личного приданого.

После сорочки Мама и Танька натянули на меня белые шёлковые чулки и зашнуровали новый белый шёлковый корсет. Затем подошла очередь фланелевой и шёлковой нижних юбок, и те, белые, отделанные кружевами, тоже были абсолютно новыми.

Танькин сынишка, Ванюха, положил в мою атласную туфельку золотую монетку на счастье, и тогда я была полностью готова к одеванию в свадебное платье из плотного атласа цвета слоновой кости, также принадлежавшее ещё прабабушке Тамаре и с незапамятных времён украшавшее по очереди всех невест в роду. Оно было сшито по образцу придворного наряда и состояло из самого платья, расшитого жемчугом, и огромного шлейфа. К изящному серебряному кокошнику, теперь украшенному венком из свежих цветов апельсина, была прикреплена длиннющая кружевная вуаль пуан данглюте́р51, что ниспадала до самого конца шлейфа. На левом моём плече блистал знак отличия фрейлины на голубой ленте, а на шее – тонкая платиновая цепочка с одной крупной бриллиантовой каплей.

Когда наконец я была готова и меня уже собирались отвести в гостиную, чтобы благословить перед отъездом в храм, меня внезапно охватила паника.

"Мне нужно в глозетт", – тревожно прошептала я, в то время как Мамуся, Танька и все остальные в ужасе пытались меня отговорить.

"Тебе нельзя, Тамара, ты вся разодета и затянута для церемонии, – закричали они хором. – Ты, разумеется, сможешь потерпеть ещё час! Кроме того, ты ходила в глозетт перед тем, как принять ванну, всего-то полчаса назад!"

"Не имеет значения, мне нужно, – причитала я, – если я этого не сделаю, случится нечто ужасное!"

"Ну, вот, опять! С тобой всегда должно случиться нечто ужасное в самый неподходящий момент", – бушевала Мама.

Они угрожали, и умоляли, и упрашивали, и убеждали, но тщетно. Я настаивала: либо глозетт, либо …

В итоге, отчаявшись, они сдались, и образовалась процессия. Я шла в её главе в нужном направлении по тёмному коридору, за мной следовали портниха и две её помощницы, Няня и мисс Бёрнс, которые, тесня и толкая друг друга, несли мои шлейф и вуаль.

В обоих концах коридора разместили по горничной, чтобы ни один из джентльменов не смог выйти из своей комнаты и стать свидетелем шокирующей сцены: визит невесты в полном облачении в воттер глозетт, дверь коего непременно должна была оставаться открытой для сопровождавших.

Но,