Игра в прятки - Лора Джонс

Спрятавшись за тополями, я на цыпочках крадусь вперед. Когда сестра опять появляется в поле зрения, я вижу рядом с ней мужчину. У него гладко зачесанные черные волосы и борода, скрывающая нижнюю часть лица, но даже в темноте я улавливаю теплый блеск глаз и узнаю Гийома.

В эту минуту из ворот фабрики вываливается компания подгулявших работников. Они распевают старинную народную песню и хохочут, а скрежет воротных петель служит им визгливым аккомпанементом, поэтому я не слышу, о чем беседуют Гийом с Ларой, зато вижу, что они стоят очень близко друг к другу. Так близко, что почти соприкасаются.

Они выходят на дорогу, Лара тянет Гийома за руку, явно призывая поторопиться. Какое важное известие может требовать столь срочного обсуждения? Ведь нет ничего важнее новости, которой я должна поделиться с Ларой.

Вскоре эти двое исчезают в глубокой тени, отбрасываемой зданием: они явно направляются к двери черного хода. Все помещения замка погружены в темноту, и в окнах отражается только непроглядная ночь. Но когда я поднимаю взгляд, мне кажется, будто в том окне, где перед криком совы потух свет, кто‑то шевелится. Я протираю глаза. Оказывается, это всего лишь ветки ближайшего тополя: их отражение метет по стеклу, будто метла уборщика.

Я снова смотрю на дверь черного хода, но моей сестры и Гийома не видно. Я слышу, как хлопает дверь. Похоже, они зашли внутрь. Я бросаюсь вперед, протягиваю руку и хватаюсь за ручку.

Слишком поздно. Дверь заперта

Испорченный шелк

Ортанс

При свете одной-единственной свечи я сижу в кресле и гляжу на малютку Пепена. Он свернулся тугим клубочком на стеганом одеяле у валика, во сне его мягкий животик мерно вздымается и опускается. Когда я думаю о том, что с ним случилось бы, если бы тех мужланов не остановили, меня парализует страх.

Я провожу так несколько часов; на прикроватном столике коптит свеча. Наконец пошевелившись, я замечаю, что у меня липкие руки, а взглянув вниз, от ужаса чуть не вываливаюсь из кресла. Ладони у меня покрыты пленкой того же темно-красного оттенка, что и пятно, которое, точно кровь на снегу, расплылось на моей молочно-белой юбке.

Я споласкиваю руки в умывальном тазу, смывая с них засохшее вино, и иду вызывать камеристку. И только тогда вспоминаю, что на сегодняшний вечер муж освободил всю домашнюю прислугу от обязанностей, вследствие чего замок оказался в запустении.

Внезапно меня накрывает волна ярости. Моя юбка совершенно испорчена. Просто не верится, что один из работников посмел забрызгать хозяйку фабрики вином. Мне следовало бы настоять, чтобы муж уволил его, но я с горькой уверенностью признаю, что он никогда этого не сделает.

Вода в тазу потемнела, и я направляюсь к двери, намереваясь найти где‑нибудь чистую и вспоминая, как однажды в Версале слуга, чтобы убрать пятно от красного вина, залил его белым вином. Я выхожу из спальни и иду к буфету на лестничной площадке, в котором камеристка хранит все, что может понадобиться в моих покоях, включая несколько бутылок муската. Однако, подойдя к злосчастному буфету, обнаруживаю, что тот заперт.

В этот момент мой взгляд привлекает едва заметный проблеск света в дальнем конце коридора, просочившийся из-под двери мужниной спальни и тут же исчезнувший. Жозеф, должно быть, только что погасил свет и рухнул на постель, без сомнения, в стельку пьяный. Удивительно, что он продержался так долго.

Я отхожу от буфета, бросаю взгляд на окно и сквозь щели в ставнях замечаю внизу, на подъездной аллее, женщину, торопливо шагающую к замку в сопровождении мужчины. Я настораживаюсь и сосредотачиваюсь. Женщина на аллее мне известна. Это моя камеристка, которая спешит к черному ходу. А мужчина – не кто иной, как тот чернобородый незнакомец с бала. Итак, в столь поздний час он все еще здесь – так и льнет к возлюбленной, воркуя и милуясь с ней, и она не отстает: хватает его за руку и привлекает к себе.

Едва не прижимаясь носом к стеклу, я наблюдаю за тем, как они приближаются ко входу и исчезают внутри, после чего вокруг вновь воцаряются покой и тишина, если не считать отдаленного лязга щеколды внизу.

«Так вот чем занята сегодня вечером моя камеристка! – думаю я, отходя от окна. – Поисками плотских удовольствий».

Темное, как кровь, пятно на юбке застилает мне глаза, и я бегу в свою комнату, чтобы поскорее сорвать ее с себя.

Романтические сцены

Лара

Внизу громко, как колокол, бьют часы. Раз, два.

Я все еще одета в бальное платье, надушена своим единственным одеколоном, к моим волосам приколот букетик незабудок. Я чувствую, как их изящные головки подрагивают, когда он бесшумно появляется у меня за спиной с тревогой на лице. Я ставлю свечу, отворачиваюсь от овального зеркала и подхожу к нему.

Мы останавливаемся в самой середине комнаты, в центре круга, и долго смотрим друг на друга, не произнося ни слова. А затем неожиданно оказываемся совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.

Это самое странное ощущение, которое я когда‑либо испытывала: воздух в комнате потрескивает от напряжения, в атмосфере таится нечто грозное, неведомое. Кажется, мы вдвоем балансируем в головокружительной вышине, на самом пике огромного утеса. Малейшее неверное движение придаст нам импульс, которому невозможно сопротивляться, и мы сорвемся вниз.

Он дотрагивается рукой до моей щеки и приближает к себе мою голову, неглубоко, едва слышно дыша. Наши губы соприкасаются, сначала робко, потом все увереннее и теснее, он приникает ко мне, и я впервые прижимаюсь к нему всем телом.

Следующее, что мне помнится, – я стою перед ним, он сидит на кровати и держит меня за запястье. Я заговариваю с ним, и он отзывается тихо и ласково:

– Страшно? Думаю, нам обоим страшно.

Свободной рукой он проводит по лифу и вырезу моего корсета, по округлостям груди, распускает мне волосы, и они рассыпаются по плечам, ниспадая по бокам от его головы и образуя сплошную завесу.

– Точно шатер, – произносит он, чуть дыша и словно изумляясь, когда на краткий миг отрывается от моих губ. Его руки находят мои бедра.

Он торопливо меняется со мной местами, я падаю спиной на матрас, косынка у меня развязывается, соскальзывает с плеч и оказывается подо мной. И хотя она не толще платка, я чувствую ее, прижатую к одеялу, как крылья бабочки.

Отражения

Следующий месяц

Лара

Я