Игра в прятки - Лора Джонс

Мадам Ортанс окружена смеющимися фабричными. Она открывает рот, намереваясь заявить что‑то еще, но прежде, чем у нее появляется такая возможность, какой‑то работник красильни, пошатнувшись, случайно опрокидывает бокал, заливая молочно-белую юбку мадам похожим на красные чернила вином. У нее вырывается крик, исходящий, кажется, из самой глубины существа, вопль бессилия и ярости.

– Вечные жалобы на нехватку хлеба! – взвывает она срывающимся голосом. – Нате! Ici! [76] – Свободной рукой мадам хватает со стола горсть тарталеток, затем еще одну и швыряет их в зевак. – Ici! Ешьте это!

Кусочки творога, теста и джема летят на пол, минуя работников. Никто не произносит ни слова и не двигается; мне кажется, что это разозлит ее еще сильнее, но, когда мадам снова заговаривает, ее сорванный голос звучит намного тише.

– Думаете, раз король мертв, вы добились прогресса? У вас ничего нет!

Мадам ошибается. Это обиженный выпад балованного ребенка, у которого отняли игрушки. Несколько мгновений царит безмолвие, после чего у помоста раздаются голоса:

– Сыграйте джигу!

– Да, мы хотим джигу!

Музыканты как ни в чем не бывало снова начинают играть, танцоры берутся за руки и пускаются в пляс. Я бросаю мимолетный взгляд в их сторону и замечаю у дальнего конца длинного стола с закусками маму. По выражению ее лица мне становится ясно, что она все слышала.

В этот момент мадам Ортанс встает прямо передо мной и загораживает маму. Лицо ее искажено ненавистью, с подола на половицы капает вино. У меня возникает желание поиздеваться над ней, пригласив на танец, но она прижимает свою собачонку к груди и быстро уходит из залы.

Я провожаю мадам взглядом; толпа работников неохотно расступается, пропуская ее. И вдруг среди фабричных я замечаю знакомое лицо. У меня начинает сосать под ложечкой. Конечно же, это не он, ведь прошло столько лет! Но нет, это Эмиль Порше. Мужчина в упор смотрит на Лару, маленькими янтарными глазками обшаривая ее фигуру: белокурые локоны, изысканное платье, косынку.

Меня пробирает дрожь, но толпа смыкается, и Порше исчезает из виду.

Разоблачения

Софи

Я покидаю бал, хотя шумное веселье продолжается, – после выходки мадам оставаться невозможно. Она отравила своей злобой весь вечер, от ее ужасных заявлений у меня горят щеки и колотится сердце. Вскоре после того как эта женщина скрылась в темноте, крепко прижимая к себе собачонку, Жозеф тоже ушел. Я его не виню. Мадам наговорила ему такого!.. И именно сегодня, на глазах у всех. Это настоящее оскорбление.

Мне так хотелось этим вечером провести время с Ларой: поболтать, потанцевать и повеселиться, как мы и собирались, но эта безобразная сцена разрушила все планы. Когда я уходила, сестра стояла, прислонившись к стене печатни, а между ней и мной продолжали развлекаться люди. Не знаю, почему она осталась, ведь ей явно было не по себе. Возможно, Лара хотела отсрочить возвращение в замок, к этой ужасной женщине.

Не знаю, куда делся Гийом – отпустил меня и растворился в толпе. Я выскользнула из здания, даже не попрощавшись, и это печалит меня.

Эмиль Порше больше мне на глаза не попадался. Должно быть, я просто обозналась – ни разу не видела его с тех пор, как он уехал из деревни. Да и нет причин ему появляться здесь снова. В моей памяти сохранились слова, которые он буркнул тогда в темноте: «Ваша сестра…» Ради Лары я очень надеюсь, что мне почудилось и это был не Порше.

Я подхожу к дому: в наших окнах нет света, значит, мама уже спит. Сцена, устроенная мадам Ортанс, так смутила меня и я была так поглощена этим переживанием, что не могла думать ни о чем другом. И потому понятия не имею, что делала мама после того, как я заметила ее у дальнего конца стола, откуда она наблюдала за разворачивающимися событиями. Она ведь никогда не любила праздники.

Я вхожу в дом и запираю за собой дверь, но, когда подхожу к лестнице, от очага доносится голос:

– Ну и сцена!

Это мама; она до сих пор не легла и обретается во мраке, точно призрак.

Я резко останавливаюсь и пристально смотрю на нее.

– Почему ты сидишь в темноте, мама?

До моего сознания вдруг доходит, что она, должно быть, еще сердится на меня после разоблачений мадам, и я ощущаю новый прилив гнева пополам со стыдом, ибо не могу отрицать, что в словах гадины была доля правды. Хотя сейчас у меня нет желания это обсуждать. Тем более с матерью.

– Мадам порола вздор, мама. Она ничегошеньки не знает. Не следует слушать таких, как она.

Мамино глухое фырканье, по-видимому, должно обозначать смех.

– Таких, как она… И как Лара.

Повисает пауза.

– Она тебе не сестра, – продолжает мама, – ты, разумеется, это уже поняла?

Последние слова – скорее утверждение, чем вопрос – заставляют меня ощетиниться. Я поворачиваюсь к маме, но нас окутывает мрак, и я с трудом могу различить ее лицо.

– Что ты имеешь в виду? – громко спрашиваю я, делая шаг вперед. Интересно, сколько же мама выпила на балу? Впрочем, она ведь в рот спиртного не берет, да и голос у нее ровный, четкий, трезвый.

– Об этом мне напомнил сегодняшний вечер. Лара была одета… разряжена как знатная дама, да к тому же в его цвета. – Мама фыркает и понижает голос. – Видеть это было нелегко. Странно, что ты не уловила сходства. – Произнося последнюю фразу, мама поднимает на меня глаза. Смущенно, вопрошающе.

Я вспыхиваю.

– Почему это Лара мне не сестра? У нас ведь одни родители, не так ли?

Мама вздыхает с едва заметной досадой, точно забыла что‑то купить на рынке.

– Это случилось незадолго до того, как я познакомилась с Лукманом. У меня была… связь с Лариным отцом.

При звуке папиного имени, произнесенного вслух, я вздрагиваю и почти не замечаю, каким неестественным, сдавленным тоном выговаривает она последнее слово.

– А папа, – стараясь говорить спокойно, спрашиваю я, – знал?

– Ах, София, конечно, Лукман знал, что Лара не его дочь. Как он мог не знать? До чего же ты наивна!

Я постепенно осознаю ужасный смысл сказанного, и у меня начинают дрожать руки.

– Он был хорошим человеком… – Мамин голос срывается, и мне почему‑то кажется, что она имеет в виду Лариного отца. – Люк женился на мне, чтобы поддержать нас. Он был добрым.

У меня болезненно сжимается горло.

– А… Лара? Лара знает?

С минуту мне чудится, что мама меня не слышит.