Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели

Но поехать мне не удалось. На следующий день мир рухнул.

17

Когда телефон надрывно зазвонил, я еще лежала в постели, наслаждаясь отдыхом на больничном.

* * *

Я радуюсь, заметив, что здесь надо кое-что исправить, поскольку это позволяет мне немного оторваться от копирования текстов. Работать в кресле самолета, когда затекают спина и шея, оказалось сложнее, чем печатать все это дома.

Когда я писала эти строки перед путешествием, в те наполненные событиями дни, я была спокойна и быстро продвигалась вперед, думая, что все равно еще буду редактировать. Однако приводить в порядок написанное иногда бывает тяжело, порой я спотыкаюсь о какое-нибудь предложение.

Вот и сейчас взгляд зацепился за это «когда телефон надрывно зазвонил…». А ведь телефоны не звонят надрывно, они звонят всегда одинаково, и это нам иногда так кажется, в зависимости от полученных новостей. Выходит, я слишком увлеклась сочинительством и написала так, будто, еще не сняв трубку, знала, что случится что-то плохое.

Хотя, оглядываясь назад, я помню, что звонок действительно прозвучал «надрывно». Лучше не буду здесь ничего исправлять. И так неплохо, что я разбавила свои воспоминания таким наблюдением, хоть развеялась немного. Теперь продолжаю.

* * *

В трубке раздались крики Ахмета. Не сказав ни «доброе утро», ни «привет», он заорал:

– Ты что такое творишь? Ты что творишь? Ты нас всех опозорила! Как теперь будешь смотреть в лицо Керему? Как будешь смотреть в лицо мне, отцу, матери?

– Эй, давай полегче! Я только проснулась и вообще не понимаю, о чем ты.

Что это нашло на этого слюнтяя? Впервые в жизни он не скрывал свой гнев. Что же привело его в такое состояние?

– Совсем стыд потеряла?

– Слушай, Ахмет! Не зли меня и объясни по-человечески, в чем проблема? Хватит орать!

– Стыд-то какой, какой стыд!

– Да о чем ты?! Что ты кричишь? Совсем рехнулся?

– Ты газеты смотрела?

– Не смотрела, а что случилось?

– Ну потрудись и посмотри. Еще мать называется, какой позор!

– Да пошел ты! – я бросила трубку.

Настроение было испорчено. Проснуться от такого звонка – это, наверное, одна из самых мерзких вещей, которые могут случиться с человеком. С другой стороны, мне стало ужасно любопытно. На Ахмета такое было не похоже, что же так вывело его из себя?

Я поднялась с кровати. Керем уже ушел в школу. На кухонном столе были остатки завтрака, который я приготовила ему с вечера. Значит, если утром не вставать, то и не приходится подгонять его, чтобы он успел на школьный автобус.

Я бросилась к входной двери. Консьерж каждое утро приносил нам газету, а Керем никогда ее не брал. Открыв дверь, я забрала газету и принялась просматривать. Обычные новости про политику, в правом верхнем углу первой полосы фотография красивой женщины, на второй странице сплетни про звезд, на третьей – криминальная хроника… И тут я увидела небольшую статью на пятой странице.

Мир вокруг вдруг завращался: вращался, вращался, вращался и рухнул прямо на меня. В глазах потемнело. Потрясенная, я дрожащими руками держала газету и пыталась читать:

СКАНДАЛ В СТАМБУЛЬСКОМ УНИВЕРСИТЕТЕ

Эксклюзив

Недавно Стамбульский университет сотряс большой скандал. Как сообщают, менеджер по связям с общественностью университета Майя Дуран (36) на прошлой неделе вступила в отношения с приглашенным профессором гражданином США Максимилианом Вагнером (87).

Сотрудник университета С.Л. утверждает, что застал пару в неподобающем положении в мотеле недалеко от Шиле. Он и работник мотеля А.К. назвали увиденное «отвратительным» и сообщили, что Дуран и Вагнер, которых разделяет такая большая разница в возрасте, лежали в одной постели совершенно голые. Это происшествие вызвало настоящий шок в университетских кругах.

Ректор университета, к которому мы обратились за комментариями по поводу скандала, ответил: «В отношении сотрудницы начато административное разбирательство. В случае, если информация подтвердится, наш университет разорвет с ней все отношения».

Глава администрации университета добавил: «Университет – это храм науки, и мы не можем закрывать глаза на такую распущенность».

Приглашенный профессор Вагнер уже уехал из страны, однако вызывает интерес, как прокомментирует выдвигаемые против нее обвинения сама Майя Дуран, которая сейчас находится на больничном.

Меня как молнией ударило. Голова страшно заболела, я покрылась испариной, руки дрожали. Даже дышать было тяжело.

Тут я услышала крик. Кто-то душераздирающе кричал. Вскоре я поняла, что крики исходят из моего горла. Зажав рот рукой, я побежала в туалет, и там меня вырвало. Меня рвало до желчи.

Зазвонил телефон. Я по привычке сняла трубку. Раздался женский голос:

– Майя-ханым?

– Да!

– Я звоню из газе…

Я не дала ей закончить и бросила трубку. Телефон начал разрываться, звонили с разных и незнакомых мне номеров. Я поставила его на беззвучный. Красный огонек то гас, то снова загорался.

Я дала себе несколько пощечин, надо было выйти из шока.

В глубине души я понимала, что эта новость изменит мою жизнь, почва уходила из-под ног. Но нужно было взять себя в руки. Пойдя на кухню, я сварила крепкий кофе и начала пить через силу. Меня мутило, рвотные позывы сдавливали горло. Я добавила в кофе молока, окунула печенье и принялась жевать.

– Приди в себя, Майя, соберись. Спокойно, спокойно.

Но что бы я ни делала, сердце все равно колотилось как птица, попавшая в силки. Мне казалось, будто меня раздели догола посреди Стамбула. Надо было что-то придумать, чтобы успокоиться. Может быть, выпить с утра портвейна? Но от одной только мысли меня затошнило.

Тогда я вспомнила про таблетки. Филиз дала мне бромазепам от бессонницы. Он лежал в ящике прикроватной тумбочки, но я еще ни разу его не принимала. Я пошла в спальню и тут же выпила таблетку, затем начала ходить по гостиной.

Такую новость не спрячешь, скорее всего, ее напечатали и другие газеты. Сейчас наверняка ее обсуждают сотрудники университета, преподаватели, студенты, придумывают сотни шуток о связи восьмидесятисемилетнего старика с женщиной тридцати шести лет.

А Керем? Как только я вспомнила о Кереме, меня снова стала захлестывать паника. Сын не читал газет, его друзья меня не знали, но он мог увидеть в интернете.

Вскоре лекарство, похоже, подействовало. Боль внутри не утихала, но я смогла размышлять о происшедшем отстраненно. Руки и рот будто онемели, голова закружилась. Я легла на кровать ничком и лежала так, ни о чем не думая. Я