Сестры Мао - Гэвин Маккри

– Люди жалуются на меня каждый день, режиссер. Вряд ли меня можно было бы назвать настоящей коммунисткой, если бы на меня никто не жаловался.

– У меня есть доступ к более высокому начальству, чем вы, и я позабочусь о том, чтобы любые ваши директивы, касающиеся перевоспитания любого танцора этой труппы, проходили через меня. И можете быть уверены, что я наложу на них вето.

Усмехнувшись, Цзян Цин повернулась к Вэньгэ:

– Ты видишь, что я имею в виду, юная Вэньгэ? Ты смотришь на это? Всегда интересно посмотреть, как мужчины, претендующие на радикальность, относятся к женщинам.

– О, избавьте меня от этого, – сказал Чао Ин.

– Именно женщины дали начало человеческой истории и всему ее труду. Вклад мужчин – не более чем капля спермы. И все же мужчины не могут смириться с тем, что им приходится отходить в сторону и позволять нам брать контроль над делами. – Вам придется переступить через мой труп.

– Слышишь, Вэньгэ? Этот человек не хочет, чтобы ты исполняла главную роль, хотя из всех танцоров труппы ты более всех для нее подходишь. Он все еще одной ногой в старом обществе. Он сделает все, чтобы придавить силу женщины. Чтобы приручить ее. Чтобы связать ее. Интересно, режиссер Чао когда-нибудь читал, что писал Мао о важности женщин? Знает ли он хотя бы, что говорится в «Цитатах» о нашей равной роли в Революции?

– Я не собираюсь спорить с вами о «Цитатах», командир.

– Он не будет, Вэньгэ, потому что знает, что проиграет. Он так занят отстаиванием принципов Мао на сцене, что не удосужится изучить их в действительности.

Потрясенная, Вэньгэ закрыла лицо руками и заплакала.

Из-за кулис выбежала танцовщица и обняла ее.

– Видите, что вы делаете? – спросил Чао Ин, обращаясь к Цзян Цин. – Что вы делаете?

– Женщины – единственный оставшийся истинный пролетариат. Восстать для нас – правильно. Уничтожить тирана, где бы он ни находился.

На шее Цзян Цин висел шнурок, на котором находился свисток, скрывавшийся под рубашкой. Теперь она достала его и поднесла к губам.

Чао Ин бросил взгляд на дверь зрительного зала и увидел просвет: ее держали приоткрытой хунвейбины Цзян Цин.

– Хорошо, командир. Хорошо. Пойдемте в мой кабинет и разберемся. Нехорошо для труппы видеть, как мы спорим. Я уверен, что после рационального обсуждения мы сможем прийти к решению.

– Меня не интересуют частные беседы, режиссер.

Цзян Цин вставила конец свистка между зубами.

Чао Ин в отчаянии вскинул руки вверх:

– Почему? Зачем вы это делаете?

– Причина совершенно ясна, режиссер.

Цзян Цин вытащила свисток изо рта и постучала им по подбородку.

– Чистая сущность революции сосредоточена в женщинах, а китайские женщины – самые многочисленные в мире. Они – двигатель мирового восстания. Не в этом ли заключается смысл нашего балета?

Чао Ин больше не волновался, он выглядел спокойным, но это было твердое спокойствие стали: он не сдавался.

– Тун Хуа не готова исполнять роль, в которой вы хотите ее видеть. Принуждение ее к этой роли угрожает всей постановке. Что, если она допустит ошибку? Вы хотите опозорить ее перед нашим иностранным гостем? Вы хотите, чтобы госпожа Маркос считала китайских женщин слабыми?

Как же Чао Ин раздражал ее этим – поставил себя в такое положение, в котором ей пришлось его ранить.

– Режиссер, позвольте задать вам вопрос.

Она направила конец свистка ему между глаз.

– Вы когда-нибудь задумывались над тем, почему, создавая «Красный отряд женщин», мы решили сжечь армейского капитана на костре, а не застрелить или повесить? Почему мы выбрали для нашего героя смерть от огня, которой исторически предавали женщин? Я много думала об этом в последнее время. Почему мы не заставили армейского капитана застрелиться или проткнуть сердце мечом, учитывая, что это мужские методы? И я думаю, что, возможно, поняла. Роль армейского капитана всегда была женской.

Она сделала паузу, чтобы тишина, окружившая ее слова, стала еще глубже.

Затем дунула в свисток.

* * *

Весь оставшийся день и следующее утро она работала над тем, чтобы примирить Вэньгэ с мыслью о том, что она будет играть армейского капитана на публике. Остальные танцоры не оказали особого сопротивления своему новому лидеру. Увидев, как хунвейбины гоняются за Чжу Си по зрительному залу, а затем в наказание за непокорность ломают ему мизинец, остальные танцоры поняли, какой оборот приняло дело, и осознали, что в их интересах не противоречить ему. Самое сильное сопротивление исходило от Вэньгэ, которой было трудно поверить в свое право быть в центре внимания и на которую приходилось оказывать давление. Цзян Цин ей сочувствовала. Женщине было трудно быть уверенной. Женщина предоставлена самой себе.

Когда Чао Ину пригрозили арестом, он согласился не препятствовать концепции Цзян Цин и не обострять конфликт, но отказался участвовать в репетициях; вместо этого он садился в последнем ряду зрительного зала и оттуда недовольно смотрел на происходящее. Его помощницы оказались более полезными. Они предложили свои услуги Цзян Цин, а та вознаградила их обязанностями, выходящими за пределы их опыта. Почему бы и нет? Ведь существовала и женская галантность: женщина помогает женщине, сестра – сестре.

Времени было мало. Если они хотели, чтобы выступление было правильным, образцовым, сегодня им надо было работать до полуночи, а завтра – провести как минимум два прогона. Цзян Цин не любила репетировать в день выступления: она считала, что это приносит неудачу, но обстоятельства были исключительные, и при возникновении их удача никакой роли не играла. К цели их привела сила воли; теперь нужно было выжать все возможное, чтобы дойти до конца. Танцоры оказались под замком. Физиотерапевты были на прямой связи. Музыкантам и съемочной группе сказали, что они не увидятся со своими семьями, пока не закончится представление. Ее послание ассистенткам – совершенно никаких отвлекающих факторов. – Командир…

– Товарищ Бочка с дерьмом! Что я тебе сказала?

– Простите, командир, но я решила, что вы должны знать, она здесь. Первая леди Филиппин прибыла в Китай.

Цзян Цин поспешила из зала в соседний кабинет, Сычуаньскую комнату, где на серванте был установлен телевизор, а перед ним стояло единственное кресло. Она устроилась в кресле, откинувшись на спинку. На экране были кадры из аэропорта: на асфальте стоит самолет, к его двери ползет трап, поет и размахивает шариками строй из двух тысяч детей.

– Прямой эфир, – сказала ассистентка. – Вы можете в это поверить?

– Заткнись и дай мне телефон.

Осторожно, чтобы провод не зацепился за мебель, помощница принесла телефон со стола