Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

волнах. Но земля была холодная, сухая и бурая, будто покрытая коркой. Ледяные северные ветры всю зиму ревели над пустошью, не встречая никаких препятствий на сотни миль к востоку от Скалистых гор. Многие типи для защиты от ветра были обложены валежником, но к приезду Ужасного Снега валежника уже не осталось.

Теперь Рэчел сидела с Ужасным Снегом и Чуть Меньшей в типи Имени Солнца. Наконец-то! В лагере были новые мексиканские торговцы-команчеро, и они торговались за белую рабыню. Взгляд Рэчел метался между парой метисов и их едой — в ней боролись голод тела и надежда духа.

— Cuanto cuesta la mujer, jefe?[6]

Хосе Пьедад Тафойя проглотил последний кусок бизоньего мяса, насаженного на острие длинного ножа, и вытер руки о куртку, добавив еще одно жирное пятно поверх многолетней грязи, окрасившей его одежду в цвет засохшей кофейной гущи. Сидевшему напротив Чино салфеткой послужили собственные прямые черные волосы. В отблесках костра его лицо напоминало лицо покойника. Дикие, чуть косящие глаза и ястребиный нос придавали ему сходство с хищной птицей. Чино был встревожен — не то с непривычки, не то просто не годился для этой работы. Ему было непривычно даже просить о чем-нибудь, не говоря уж о том, чтобы платить за это.

Хосе с прищуром наблюдал за Именем Солнца. Сколько вождь запросит за женщину? Большой ценности она не имеет, это уж точно. Он даже не был уверен, что ее удастся довезти живой до Санта-Фе, а за трупы англичане платили мало. А вот за живой товар, даже в таком скверном состоянии, они расплачивались щедро. При выкупе пленных сентиментальные чувства имели особое значение.

Словно читая его мысли, Рэчел попыталась расчесать волосы пальцами, но запуталась в колтунах за ушами. В удушливой жаре, стоявшей в типи вождя, под тонким платьем ее била дрожь. Она постоянно касалась своего лица и разглаживала изорванную одежду, стряхивая с нее воображаемые ворсинки. Ее взгляд ненадолго останавливался, а потом вновь пустел, будто она на мгновение выскакивала в реальный мир и, оглядевшись, вновь убегала в уютное убежище безумия.

За последние полтора года она усвоила достаточно слов из языка команчей, необходимых для выживания. В основном — приказов. Но сейчас мужчины разговаривали на языке жестов и ломаном испанском. Где-то в глубине искалеченного разума она понимала, что происходит что-то важное. В моменты просветления она внимательно вглядывалась в лица мужчин, словно пытаясь по их выражениям понять то, чего не могла понять из их слов. Ее губы шевелились в безмолвной мольбе о помощи.

Имя Солнца терпеть не мог, когда его торопили. Но Хосе был молод, поэтому вождь простил ему эту неучтивость. Говорить о делах, пока обстановка не подготовлена легкой беседой, все равно что купаться в одежде — эффект не тот. Имя Солнца в свое время и сам бы перешел к делу. Он вытащил трубку, а Чуть Меньшая грубо выволокла Рэчел из типи на колючий ночной холод.

Мешая ломаный испанский, язык команчей и быстрые жесты, они принялись торговаться. Разговор медленно тянулся всю ночь, петляя и возвращаясь назад, будто скользкий след улитки. Говорил в основном Имя Солнца — Ужасному Снегу едва ли можно было доверить переговоры. В местоимениях язык команчей не делал различия между мужчинами и женщинами, поэтому на ломаном испанском речь вождя выглядела примерно так:

— Ужасный Снег любить белоглазый женщина очень сильно. Не хочет его продавать. Вы заплатить много одеяла, кофе, ружья, наконечники для стрел и лошади. Может быть, десять лошади. Может, двенадцать. Ужасный Снег очень скучать, если белоглазый женщина уехать.

— Вождь, Ужасный Снег любит только собственное брюхо и игру в кости. — Хосе понимал, что зима будет суровой и Ужасному Снегу, похоже, не удастся прокормить рабыню. — Все равно она скоро умрет. Мы избавим вас от забот.

Он подумал о скромных товарах, долларов на двадцать, навьюченных на измученных ослов. Ружья и лошади… Ну-ну…

— Мы заплатим мешок кофе, мешок сахара, три одеяла и бочонок виски.

Виски был главным козырем Хосе, хотя с команчами этот трюк проходил не всегда. Если удастся провернуть эту сделку, прибыль от нее позволит расширить ассортимент товаров.

— Хорошо сказать! — Имя Солнца рассмеялся и хлопнул Хосе по плечу. — Мы часто торговать. И будем торговать еще много лет. Я любить тебя как брата, потому что ты всегда шутить. Но у нас разговор серьезный. Белоглазые рабы хорошо работать. Без него добрый старый матушка Ужасного Снега расстроится. Может быть, даже умирать от тяжелой работы. Все любить белоглазый женщина. Мужчинам он нравится. Мы не можем отдать его меньше, чем за восемь лошадь. Только хороших, а не тех чахлых, что вы продавать кайова. И одеяла, и сахар, и кофе, и ружья. А те красные бусы у вас есть? Большие? А ваш глупый вода нам не надо.

— Хорошо. Одна лошадь, кофе, сахар и одеяла. — Придется Чино возвращаться в Санта-Фе на своих двоих.

— Кстати, о шутках… Я рассказывать, как Собачья Нога напиться глупый вода?

Трубка почти полностью скрылась в огромной загорелой ладони Имени Солнца, когда тот передавал ее Хосе. Ладонь с короткими толстыми пальцами и длинными грязными ногтями напомнила Хосе медвежью лапу. Глаза вождя весело блестели в предвкушении торга. Хосе глубоко затянулся и уселся поудобнее, приготовившись к долгому рассказу и еще более долгому вечеру. Снаружи свистел холодный ветер, и идти никуда не хотелось. Да ему и некуда было идти.

Отсюда они направятся обратно в Техас и в Долину Слез. Дальше — на юг и запад через каньон Пало-Дуро к верховьям реки Пало-Дуро. В Трухильо они запасутся водой и пройдут через Пуэрто-де-лос-Ривахеньос — проход в скалах, называемый Воротами прерий. Оттуда останется только дойти вверх по долине Таос до Санта-Фе. Если учесть состояние ослов и дурную погоду, на переход может уйти добрых две недели.

В Санта-Фе первым делом нужно будет заглянуть к Донахо. Он распустил слух, что готов платить за любых белых пленников, выкупленных у индейцев. Может быть, денег хватит не только на новые товары, но и на фургон. Тогда Хосе снова отправится в извилистый путь по диким пустошам Льяно-Эстакадо, Столбовой равнины, и прериям в поисках команчей. Сегодня надо договориться с Именем Солнца о регулярном месте встречи. Это позволит сэкономить время и силы. К двадцати двум годам Хосе придумал кое-что новенькое в практике торговцев-команчеро.

Как и у большинства команчеро, в жилах Хосе Пьедада Та-фойи текла кровь индейцев-пуэбло. Это мать-индианка дала ему имя Пьедад, Жалость, Сочувствие. Хосе никогда не задумывался об иронии этого