Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

лапках, напоминавших ходули, семенили сенокосцы. Но хуже всех были скорпионы, готовые в любой момент пустить в ход заостренные хвосты, хищно изогнутые над спиной. Неутомимой армией они шествовали по содрогающимся телам павших животных, выбившихся из сил и не способных бежать дальше.

Теперь черный дым клубился прямо над ними, обжигая нос и глаза и вызывая у всех безудержный кашель. Надуа казалось, будто горло набито тополиным пухом. Жар все усиливался. Она хватала ртом воздух, с усилием делая каждый вдох и не зная, будет ли следующий. Но она продолжала трудиться, несмотря на оглушительный рев, треск и языки пламени, подобные высокой волне, готовой вот-вот их накрыть.

Ярдах в пятидесяти заверещал выбившийся из сил кролик, которого охватило безжалостное пламя. Огонь был повсюду, насколько хватало глаз. Казалось, пожар был готов поглотить весь мир, откусывая его с краев и постепенно приближаясь к беззащитной деревне. Надуа понимала, что им не выжить. Тонкая полоска расчищенной земли казалась жалкой ниткой, натянутой между ними и адским пеклом. Цепочка людей отступила, с хрустом давя тяжелыми зимними мокасинами твердые тела ползавших повсюду пауков, насекомых и ящериц. Последние птицы уже давно пролетели над головами, и Надуа проводила их взглядом, жалея о том, что не может взмыть в воздух и перелететь через дым и пламя. И все же она вместе с другими продолжала отчаянно рубить и резать траву, свободной рукой прикрывая лицо от клубов сажи, дыма и пепла.

Типи на краю лагеря опустели. Здоровые поддерживали или несли больных, матери качали младенцев в люльках. Наконец цепочке людей, перекапывавших землю, пришлось оставить работу. Побросав палки, они бросились подальше от обжигающего жара. На бегу они хватали все, что могли унести из крайних типи, забирая свои и соседские пожитки. Знахарка сдалась последней и бросилась бежать, но упала, угодив ногой в заброшенную нору луговой собачки. Когда она освободилась из ловушки, нога ниже щиколотки была неестественно изогнута.

— Бабушка! — закричала Надуа и бросилась обратно, к нависающему над головами огню.

Языки пламени теснились вдоль полоски расчищенной земли, словно выискивая удобное место, чтобы перепрыгнуть ее. Из дыма возник Бизонья Моча. Его молодое лицо почернело от сажи. Вместе с Надуа он оттащил подальше от огня Знахарку, которая уже начала пылать живым факелом. Надуа повалилась сверху, накрывая бабушку бизоньей шкурой и сбивая пламя собственным телом. Вокруг столпились другие женщины, но они опоздали — Знахарка ослепла. Ее глаза были опалены огнем, а лицо покраснело и покрылось волдырями. На какое-то время Надуа, которая так и лежала, содрогаясь от плача, на ее теле, показалось, что она мертва, но вдруг она почувствовала, что сердце старушки еще бьется. Это напомнило ей первый день в лагере, когда Знахарка приложила ладонь девочки к своей груди, и она почувствовала легкое биение.

Бизонья Моча осторожно оттащил девочку в сторону. Подбежал Пахаюка. Он поднял сестру на руки, словно она была совсем невесомой. Надуа и Разбирающая Дом пошли за ним, чтобы удостовериться, что Знахарку уложили в безопасности в его типи у края утеса. Пахаюка понимал, что Рассвета нет в лагере, а Разбирающей Дом и Черной Птице едва хватит сил, чтобы спастись самим, не то что приглядывать за Знахаркой.

Вокруг начали заниматься небольшие пожары от искр, попадавших на стены типи. Сначала они прожигали аккуратные круглые дырки, края которых вспыхивали, напоминая раскрывающиеся нежные лепестки. Вокруг стоял гул, как от исполинского водопада. Все кто мог похватали одеяла и шкуры, вытряхивая из складок змей, ящериц и пауков. Надуа сбивала пламя, пока не почувствовала, что руки совсем одеревенели. А вокруг распускались все новые и новые огненные цветы, сжигая целые типи и пожирая бесценные запасы продовольствия. Девочка с трудом ловила ртом воздух в удушливой жаре. Некоторые дети лежали неподвижно, а их матери со слезами на глазах пытались сбить пламя.

Лошади громко ржали, гарцуя и вставая на дыбы в слепой панике. Многие сорвались с привязи и бросились бежать сквозь дым прямо в огонь или через край обрыва, топча на бегу детей. За расчищенной полосой, из тополиной рощи, доносилось громкое ржанье брошенных лошадей. Казалось, что огонь пожирает не только жилища, еду и лошадей, но и сам воздух. Жара обжигала нос и горло Надуа, губы девочки потрескались. Даже плакать она больше не могла — пересохли слезные протоки, и теперь веки, казалось, царапали глаза.

Весь мир вокруг превратился в ослепительный оранжевый сгусток зноя. Надуа покачнулась и упала, и чернота накрыла ее, словно плотное одеяло. Девочка слабо взмахнула рукой, словно пытаясь оттолкнуть его, но сдалась. Прежде чем потерять сознание, она сумела натянуть на себя накидку из бизоньей шкуры. На другой способ подготовиться к смерти у нее не было сил.

Надуа очнулась от того, что рядом шипели змеи, множество змей. Но, сбросив с себя накидку, она обнаружила всего две змеи — ища спасение от огня, они заползли к Надуа и теперь лежали, прижимаясь к ней прохладными телами. Надуа вскочила на ноги, и потревоженные змеи, беспокойно шевеля языками, стали расползаться в поисках нового убежища.

Шел снег. Пойманный языками пламени, он превращался в облачка пара. Девочка высунула язык и стала ловить снежинки в тщетной попытке утолить жажду. Пожар вокруг опустошенного лагеря еще продолжался, но уже без прежнего буйства. Он достиг обрывистого берега по обе стороны от расчищенного участка и теперь, злобно шипя, постепенно умирал от недостатка топлива. Снег усилился, прибивая пламя к земле.

Вокруг раздавались стоны и плач выживших, многие рылись на пепелище в поисках того, что еще можно было спасти. Лица у всех почернели от копоти. Пахаюка с советом восседал посреди лагеря. Ежась под бизоньими шкурами, они решали, куда идти дальше.

До самого горизонта, насколько могла разглядеть Надуа, тянулась дымящаяся почерневшая пустошь. Лишь кое-где торчали иззубренные шипы древесных стволов и обугленные туши животных — большинство из них сильно обгорело и не годилось в пищу. Снег уже укрыл землю тонким слоем, скапливаясь вокруг трупов и укрывая их.

Подошла Разбирающая Дом. В одной руке она держала за уши мертвого кролика, а в другой — котелок с водой. Присев на корточки возле Надуа, она убрала волосы с ее глаз. Так она всегда поступала, выражая с присущей ей скромностью свою любовь.

— Ты ранена, дочка?

— Кажется, нет.

— Попей!

Разбирающая Дом бросила кролика и зачерпнула воду из котелка. Надуа попила из ее рук, потом сама набрала воды и плеснула себе на лицо.

— Знахарка спрашивала о тебе, Надуа. Она просила тебя принести ей мешочек со снадобьями, когда пойдешь