Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

«Честь превыше любых расходов!» — заявил он, и законодатели Техаса ассигновали миллион долларов в обмен на кровь команчей.

Две тысячи человек добровольно вступили в новую армию, сформированную для борьбы с индейцами.

— Чего он от нас хочет, сержант?

Ной Смитвик вовсе не собирался ослушаться приказа. Он лишь хотел убедиться, что понял его правильно.

— Полковник приказал спешиться и приготовиться к атаке.

— Спешиться?

— Спешиться, Смитвик. Слезть с коня. — Сержант проехал вдоль строя, передавая приказ шести десяткам добровольцев.

Уздечки, седла, шпоры, оружие — повсюду раздавались звон и лязг, возвещавшие о войне. В животе у Ноя урчало от голода. Еды почти не осталось, и пайки были сокращены. Солдаты поделили между собой мясо последнего мула, околевшего от холода на привале.

Некоторые солдаты страдали от обморожений, Полученных во время прошлой метели. Два дня они мерзли в долине Лампасаса, жались во сне друг к другу, чтобы согреться. Теперь из-за холма, из спящего индейского лагеря до Ноя слабо доносились собачий лай, конское ржание и пение петухов, несомненно, украденных с какой-нибудь техасской фермы. Эти мирные звуки дразнили солдат, дрожавших на ледяном ветру.

Перед ними на вершине холма, возвышавшегося над лагерем Старого Филина, сидел полковник Мур с вождем липа-нов Кастро. Его разведчики потрудились на славу. Лагерь все еще спал — его обитатели этой зимой старались задержаться в постели, чтобы сберечь скудные запасы еды и топлива. Поселение раскинулось вдоль берегов прозрачной Сан-Сабы. Над тлеющими кострами к лавандовому небу карандашными штрихами тянулись тонкие полоски серого дыма. Но Мура эта мирная картина не трогала. «Самоуверенные сволочи. Даже дозорных не выставили. Ничего, мы научим их осторожности». Полковник Мур развернул коня и спустился к солдатам по россыпи обломков розового гранита. Привязав своего коня рядом с остальными, он жестом приказал солдатам строиться. Колонна двинулась через заросли можжевельника в обход подножия холма, направляясь к спящей деревне.

Ной Смитвик шел сквозь густые заросли можжевельника, царапавшего кожаные штаны и куртку. Вокруг шеи его была намотана полоса, оторванная от одеяла. Еще несколько таких же были набиты в мокасины. В животе, где-то между вчерашним ужином и сегодняшним торопливым завтраком, затаилось дурное предчувствие. Ему и раньше приходилось драться с индейцами, но он никогда не забирался так далеко на их территорию и не нападал на деревни. Рядом шагал его друг Руфус Перри. Старику Руфу было семнадцать, и, когда они уходили в патруль с рейнджерами, он старался следовать за Ноем.

— Ты всегда такой спокойный, Ной. Меня колотит, как птицу в маслобойке, — тихо, даже тише шепота, проговорил Руф.

— Ошибаешься, Руф. Я во время завтрака слопал такую порцию страха, что теперь меня мутит.

— На лошади было бы лучше.

— Лучше было бы дома, в своей постели.

— Понимаю, о чем ты. Все не так, верно? Там так тихо, все спят.

— И ни малейшего понятия, сколько их там. Ни единого дерева, чтобы укрыться. Нет уж — лучше пусть бегут толпой и орут. И чтобы их было видно и слышно. А это дело мне совсем не по душе, Руф.

Тут сержант обернулся и рубанул рукой воздух, и разговор прекратился.

Ротная колонна перестроилась в шеренгу и изготовилась к атаке.

Ной улыбнулся Перри:

— Пора пустить весь этот страх в дело.

Он напряг грудь и плечи и пригнулся, готовясь броситься к типи, которые уже отчетливо виднелись сквозь кустарник и редкие деревья.

Солдаты ускорили шаг, а затем перешли на бег. На бегу они орали все, что приходило им в голову. Чаще всего кричали: «За Техас!» За ним — клич «Помни Аламо!», который уже стали использовать по любому поводу. Но у Ноя был собственный боевой клич, который он ревел на бегу против ветра, развевавшего длинную рыжую бороду:

— Че-о-о-о-орт!

Крики техасцев и винтовочные выстрелы разбудили Медвежонка. Его сердце заколотилось, и он сел в постели, плохо соображая спросонья. Если на них напали, то где же топот копыт?

И боевой клич не похож на индейский… Отец надел набедренную повязку и схватил оружие, а Медвежонок еще даже не нащупал одежду. Он принялся одеваться, не в силах унять дрожь в руках. Умереть без набедренной повязки было бы позором, а на поиски левого мокасина ушла целая вечность.

— Это белоглазые! Рассыпаться! К лошадям!

Пригнувшись, Наконечник выскочил из типи и одним ударом ножа перерезал привязь своего боевого коня. Едва он оказался на коне, как тот встал на дыбы и пустился вскачь.

Медвежонок замешкался. Остаться с матерью? Принять бой рядом с отцом? Взять что-нибудь с собой? Найти Старого Филина? И только одно не приходило ему в голову — присоединиться к белым.

Тут пуля пробила стену типи и зарылась в скомканные шкуры, в том самом месте, которое еще хранило его тепло. Он бросился за матерью. В лагере царил хаос. Пространство между типи было заполнено дымом и шумом. Лошади вставали на дыбы и громко ржали, грохот ружейного огня оглушал. Медвежонок чуял запах пороха, крови и перепуганных лошадей.

Команчи разбегались во все стороны, хлопая развевающимися шкурами и одеялами, словно перепуганный выводок перепелок крыльями. Пешком и на лошадях мужчины следовали за женщинами и детьми, прикрывая их отступление стрелами, копьями, старыми ружьями и мушкетами. Они медленно отступали неровным, все расширяющимся кругом подальше от лагеря, вслед за женщинами.

На бегу Медвежонок обернулся и увидел белых — впервые за три года. Какая-то собачонка бросилась ему в ноги, и Медвежонок споткнулся. Он растянулся на земле, ободрав в кровь локти и колени. В ушах зазвенело, в грудь впились колючки кактуса. Вскочив на ноги, он снова бросился бежать.

Он не заметил, как Ной Смитвик, вглядываясь сквозь пыль и дым, взял его на прицел. Перед собой Ной увидел всего лишь маленького загорелого мальчишку-команча с темными от жира косами и голым, несмотря на январский холод, торсом. Он уверенно держал в руках винтовку, но не мог заставить себя выстрелить в ребенка. Полковник Мур и президент Ламар могли сколько угодно требовать безжалостного применения силы, но у Ноя были свои границы дозволенного.

Он повернулся на месте и прицелился в худого воина, только что развернувшего коня и устремившегося за мальчиком.

Ной выругался, увидев, что пуля только ранила всадника в руку и не сбила с коня. Мальчишка тем временем уже нырнул в кусты и скрылся из виду.

Полковник Мур со своими солдатами остался в лагере один.