Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

— Не знаю. Подумаю об этом по дороге.

— Тех двух девочек не приняли в семью. Почему, не знаю. Старшая уже слишком взрослая, но младшая-то нет.

Надуа понимала, что, будь она на два или три года старше, ее бы тоже не приняли. Среди Народа считалось, что в этом возрасте уже ничему нельзя как следует обучить. Эта мысль ее пугала.

— Ты их видела, Имя Звезды?

— Нет. Они только приехали. Я говорю только то, что слышала. Надуа, они — рабыни. Они не принадлежат к Народу, как ТЫ;

— Что ты хочешь мне сказать, Имя Звезды? Это значит, что им приходится больше работать?

— Это значит, что с ними могли дурно обходиться. Я хотела предупредить тебя, прежде чем ты их увидишь или заговоришь с ними. Если ты, конечно, решишь поговорить.

— Не знаю даже, смогу ли вспомнить свой прежний язык. Это было так давно.

— Они говорят по-нашему. Они провели с племенем полтора года. Прошлой зимой белые напали на лагерь Говорящего с Духами, как и на лагерь Старого Филина. Хозяин девочек спрятал их и пригрозил убить, если будут кричать. Говорят, их отец был с белыми солдатами, а им пришлось лежать тихо. Он шел сквозь пули, стрелы и пламя и просто звал их по именам. Наверное, это было ужасно. Плохо быть рабыней.

— Почему с ними так плохо обращаются?

— Они рабыни, Надуа. У белых бывают рабы?

— Да.

— И как с ними обходятся?

— Зависит от хозяев. Иногда — плохо, иногда — хорошо. Иногда хозяева просто платят людям, которые бьют рабов и заставляют их работать.

— У нас так же. Не все похожи на Разбирающую Дом и Рассвета.

Подъехав к лагерю Говорящего с Духами, Надуа заметила, что он немного отличается от лагеря Пахаюки или Старого Филина. Когда они ставили совместный лагерь две зимы назад, она еще слишком мало времени провела среди команчей, чтобы заметить разницу, но теперь она это видела. Трудно сказать, что именно заставляло ее чувствовать себя немного не в своей тарелке. Да, здесь женщины чаще вывешивали шкуры для дубления на рамы, чем прибивали колышками к земле. И здесь было больше крика и меньше смеха, что было для нее непривычно.

Но внешне лагерь казался очень похожим на тот, в котором жила Надуа.

Она принюхалась, глубоко втянув носом воздух. Что это? Хлеб! Пшеничный хлеб. И кофе — такого сильного запаха в своем лагере она никогда не чувствовала, хотя там его обычно хоть кто-нибудь да варил. Где они раздобыли муку? Должно быть, привезли белые. Почему-то ей стало не по себе. Деревня походила на обычную деревню команчей, но отличия были настолько тонкие, что воспринимались вначале на уровне чувств. Распознав запах пекущегося хлеба, Надуа обратила внимание и на то, что здесь чаще встречались женщины в матерчатых кофтах и было больше лент.

— Натяни поглубже, прикрой лицо. — Имя Звезды протянула руку и поправила бизонью шкуру Надуа, накинутую на манер капюшона, прикрывавшего волосы и лицо.

Привязав лошадей к дереву, они спешились и двинулись через толпу.

— А где белые девочки?

— Не знаю.

— Ты же о них, кажется, знаешь все. Имя Звезды.

— Олениха.

— А…

Подруга Разбирающей Дом Олениха иногда узнавала о событиях до того, как они происходили. И нередко украшала известия собственными домыслами.

И тут девочки увидели того, кого искали. Она несла с реки воду. Несмотря на зимний холод, у нее не было даже шкуры, чтобы накинуть на плечи. Запястья, торчавшие из изорванных в клочья рукавов, напоминали веточки. Лицо и голова, руки и ноги были покрыты синяками и кровоточащими ссадинами. Выжженные волосы на голове торчали клочьями, нос был обуглен до кости, а плоть с внутренней стороны ноздрей выгорела полностью. Лицо от побоев распухло и приобрело лиловый цвет.

Она хромала и покачивалась под тяжестью бурдюка с водой. И тут она повернула голову и посмотрела в их сторону. В возрасте четырнадцати лет Матильда Локхарт выглядела старухой, ходячим кошмаром. Надуа почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она развернулась и побежала.

Она бежала не останавливаясь до самого дерева, к которому была привязана Ветер, и дрожащими руками еле развязала узел.

К своему лагерю она неслась галопом и плакала не переставая. Больше она никогда не пыталась увидеть белых девочек. И никогда даже не приближалась к лагерю Говорящего с Духами.

Типи совета Говорящего с Духами было переполнено. Здесь собрались гражданские и военные вожди всех шести зимовавших вместе племен. В центре, напротив входа, на почетном теплом месте восседал Ной Смитвик. Ной уже давно жил в Техасе. Еще десять лет назад он был кузнецом в самом первом поселении Стивена Остина.

Собрание индейцев в типи совета напомнило ему холостяцкие вечеринки, которые он с приятелями закатывал в Остине. Они называли их праздниками любви и требовали, чтобы каждый играл свою роль. Трехногий Вилли изображал менестреля, отбивая ритм своей деревяшкой и играя на банджо. Ной подыгрывал ему на скрипке. «С другой стороны, — размышлял Ной, — пожалуй, это больше напоминает карточную игру у старика Винсенте Падильи». Как бы то ни было, Ной чувствовал себя в своей стихии. Его огромная кустистая борода нависала над рубашкой и выполняла роль салфетки, пока он ел жирное тушеное мясо. Еда была в изобилии. Женщины вереницей подносили в типи все новые котелки с тушеным мясом. Ной громко рыгал, одурев от такого количества мяса, табачного дыма и запаха немытых тел в тесноте типи. Он был привычен ко всем этим запахам, но не в такой концентрации. Ему показалось, что даже воздух здесь можно было бы резать ножом, накалывать и есть.

Он обернулся к сидевшему рядом угрюмому делавару:

— Джим, передай Говорящему с Духами, что еда очень вкусная. Спроси, не было ли там еще чего, кроме бизоньего мяса.

Джим Шоу был сама элегантность. Из всех индейцев, виденных Смитвиком, он был единственным, чьи леггины выглядели так, будто их шил лондонский портной. Он говорил на английском, испанском и шести индейских языках. И следы читал на зависть любому волку. А коли нужда заставит, так и сухарей мог насушить. В пограничье такому всегда найдется работа.

Джим сразу понял, куда клонит Ной:

— Все в порядке: команчи собак не едят.

Санта-Ана протянул мясистую руку и дотронулся до бороды Смитвика, что-то приговаривая. Раздался взрыв хохота.

— Что он сказал?

— Он сказал, что у белоглазого очень красивая борода. Он хотел бы иметь такую же.

— Поблагодари его.

— Ты уверен? Он хотел бы иметь такую же, чтобы повесить