Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

срубают деревья, строят дома и заборы, и бизоны пугаются. Они уходят и больше не возвращаются, а индейцы остаются страдать от голода. А если мы пойдем вслед за дичью, мы нарушим границы охотничьих угодий других племен, и начнется война. Индейцы не созданы для работы. Если они построят дома и попробуют жить как белые люди, они все умрут. Если белые люди проведут черту, определяющую границу их территории, и будут держаться по свою сторону от этой черты, красные люди не станут им досаждать.

Вот она — главная проблема, прекрасно сформулированная невежественным дикарем. Черт! Они хотят свою землю и право охотиться на ней без помех. Разумное желание, но невыполнимое. Ламар не согласится ни на какие границы, мешающие техасцам забрать столько земли, сколько они пожелают. Он мечтает распространить Техас до самого Тихого океана, и плевать ему на тех, кто стоит на пути. Да даже если бы он и согласился на границу, грош цена такому договору. Как там сказал Сэм Хьюстон? «Если построить между техасцами и индейцами стену в тысячу миль длиной и сотню футов высотой, техасцы найдут способ перебраться на другую сторону». Такой договор ожидает судьба всех предыдущих. Индейцы отдавали, белые брали. На месте команчей он, возможно, и вовсе не стал бы обсуждать требования, не говоря уже о том, чтобы с такой торжественной серьезностью высказываться о них.

Один за другим вставали прочие вожди, долго распространяясь о любви команчей к техасцам, и каждый не забывал спросить: «Кстати, посланец привез новые дары?»

Хуже всего была необходимость жить в одной деревне с Матильдой Локхарт и ее шестилетней сестрой. Он видел взгляд Матильды, умолявший о помощи, и знал, как мучается семья девочек. Он пытался выкупить их, но хозяин не хотел с ними расставаться. Ной не решился настаивать, чтобы не лишиться содействия Говорящего с Духами. Собрать на переговоры всех вождей и добиться освобождения всех пленников было намного важнее, и он не мог поставить договор под угрозу из-за этих двух девочек. Но воспоминание об увиденном придало ему решимости встать и снова повторить требования техасцев:

— Техасцы хотят мира с красными братьями.

«Ну хоть это-то точно правда».

— Их очень печалят смерть и кровопролитие. Их очень печалит то, что у них забирают детей и обрекают на жизнь вдали от семей. Они не могут испытывать в своем сердце любовь к красным братьям, Народу, пока разлучены со своими детьми. Отец Ламар просит вас встретиться с его военным вождем в Сан-Антонио и привезти с собой всех белых пленных, чтобы вернуть их родным и близким.

Вот к трубке потянулся сморщенный старичок, прежде сидевший молча, напоминая тощую и недовольную гаргулью. До сих пор Ною казалось, что он попал сюда по ошибке. Возможно, это чей-то любимый дедушка, престарелый родственник, которого держат в доме из милосердия.

Старый Филин сделал глубокую затяжку, втянув щеки так, что показалось, будто они вот-вот соприкоснутся. Затем он поднялся, громко хрустнув суставами. Набедренная повязка свисала между кривых ног. После получаса бессвязной болтовни он наконец перешел к делу:

— Сколько мы себя помним, мы брали на войне пленных. Мы поступаем так, потому что и наших детей отбирают. Таков обычай. В типи Народа часто звучит плач женщин, скорбящих по умершему ребенку. У наших женщин Недостаточно детей. Дети нужны нам, чтобы наш народ мог расти и процветать. А у вас, техасцев, детей больше чем нужно. Поэтому мы крадем их, растим как своих собственных и любим их.

Ной сдержался, чтобы не напомнить ему, что Матильду Локхарт здесь никто не любит. Но он не решился прервать старика. Да и никто не решился. А пока старик говорил правду.

— Если нам придется расстаться со своими белыми детьми, это причинит огромные страдании. Скорбящие матери и Отцы, дяди и тети, сестры и братья, родные и двоюродные, деды и бабки — всем нужно будет возмещение за скорбь. И за рабов тоже должно быть уплачено. Говорят, у вас точно такой же обычай. Что же Белый Отец, Ламар, заплатит нам за наших детей и рабов? Нам нужны будут лошади, мулы и одеяла. Много ножей и ружей, свинца и пороха, кремней. А еще кофе, сахар, зеркальца и ткани для женщин. Моей жене очень нравятся пестрые мексиканские шали, а я уже слишком стар, чтобы поехать и украсть такую шаль. Когда моя лошадь бежит слишком быстро, я начинаю ворчать. — Он ощупал пальцами распухшие от артрита локти. — Мне нужна дюжина таких шалей и дюжина белых курток, вроде той, что сейчас на мне.

С торжественным видом Старый Филин пустился в перечисление невозможно длинного списка товаров, которые его народ хотел бы получить в уплату. Закончил он роговыми расческами, напильниками, индиго и киноварью, латунной проволокой и шелковыми носовыми платками.

Ной совершенно не знал Старого Филина, и уж тем более не знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что над ним издеваются. Иногда этого не понимали даже люди, знакомые со Старым Филином всю жизнь. Старый Филин не собирался ни участвовать в этих переговорах, ни расставаться со своим внучатым племянником. Но он был не так глуп, чтобы прямо отказаться от переговоров, причем по личной причине. Таким образом он раздувал в других искру жадности, надеясь сорвать переговоры. Он требовал больше лошадей, чем их было в Техасе, по крайней мере во владении поселенцев. Он намеренно создавал препятствия.

Ной старался с бесстрастным видом слушать Старого Филина, но в то же время лихорадочно придумывал ответ. Он мог предложить им дары, но никакой оплаты. Да и даров было бы немного. Он помнил, как от одного только предложения побагровело лицо Ламара. Тот принялся стучать кулаком по столу, подкрепляя ударом каждое слово:

— Мы не позволим дикарям нас шантажировать! Мы ничего им не заплатим. Мы не позволим торговать нашими женщинами и детьми, как скотом. Просто привези команчей сюда, Смитвик, — сказал Ламар тихим и от того еще более пугающим голосом. — Просто привези их сюда, и мы с ними все уладим.

«Просто привези их». Ной понимал, что действовать придется осторожно. Но не успел он открыть рот, как встал второй человек, оказавшийся на совете словно по ошибке. Если Старый Филин выглядел как чей-то замшелый дед, то этот казался мальчишкой, которому в самую пору играть со сверстниками. Как можно было воспринимать этого мелкого разбойника всерьез? С Бизоньей Мочой ему тоже прежде встречаться не приходилось. Бизонья Моча предпочитал говорить по существу, не теряя времени и направляя удар по самому больному месту:

— Мы, Осы,