Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

И все же ей было тревожно ходить по лагерю, занимаясь повседневными делами. Она редко куда-то выходила без Имени Звезды или кого-то из семьи. Она не мыла волосы и втирала в них жир, чтобы они стали темнее. Она ходила опустив глаза и избегала незнакомцев. В конце концов через два дня Имени Звезды это надоело:

— Надуа, перестань всех бояться. Ты не виновата, что ты белая. И никому, кроме тебя, нет до этого дела.

— Мне кажется, что все на меня глазеют.

— Ну и что с того? На Ищущую Добра тоже глазели, помнишь? Но она же не ходила сгорбившись и уткнувшись носом в землю. Она всегда ходила с высоко поднятой головой. Ты — одна из команчей, а команчи — гордый народ. Они не вешают головы, как людоеды-нерматека. Подними голову!

Надуа вздернула подбородок, но глаза продолжали беспокойно бегать из стороны в сторону.

— Посмотри мне в глаза и скажи: «Я — нерм, одна из Народа». Говори!

— Я — нерм, одна из Народа.

— Повтори! Так, чтобы было понятно, что ты это всерьез.

— Я — нерм, одна из Народа.

— Громче!

— Я — нерм! — Окружающие обернулись в их сторону.

— Вот и веди себя как полагается.

— Хорошо, Имя Звезды. — И они под руку пошли по лагерю, как обычно, одетые совершенно одинаково.

Спустя пару часов они возвращались в лагерь с охапками хвороста, когда Надуа заметила вороного коня, осторожно идущего сквозь хаос военных приготовлений.

— Нокона! Странник! Имя Звезды, гляди! — Надуа бросила хворост и показала пальцем. — Он вернулся! Странник вернулся!

Позабыв от волнения о хворосте, она побежала ему навстречу.

— Мое сердце поет от встречи с тобой, брат мой.

Надуа смотрела на него снизу вверх, утопая в бездонных глазах. Она уже и забыла, какие они огромные и ясные. Ему уже исполнился двадцать один год, и черты лица стали еще резче. В нем ничего не осталось от того мальчишки, которым он временами казался прежде. Надуа была так рада видеть его, что ей хотелось смеяться и прыгать. Но вместо этого она шагала рядом с Мраком, поглаживая его шею. Тот приветственно прядал ушами и тихо пофыркивал.

— Я тоже рад тебя видеть. — Странник смотрел на нее так же, как и обычно, но она научилась не вздрагивать от его взгляда.

Он так осматривал всех. Во всяком случае, всех, кто имел для него значение в хорошем или плохом смысле. Надуа была рада, что вместе с Именем Звезды искупалась в реке и помыла голову. Она уже не казалась себе такой замухрышкой, как пару часов назад.

Имя Звезды нагнала их и пошла рядом с сестрой.

— Ты с нами надолго, Странник? — Имя Звезды пыталась разглядеть его из-за Надуа.

— Не знаю. Я слышал о переговорах в Сан-Антонио, и Бизонья Моча просил меня приехать. Со мной Испанец и еще несколько воинов. — Он все еще разглядывал Надуа с прежней чуть удивленной полуулыбкой.

Наконец девочке стало неловко.

— Наверное, у тебя есть важные дела, — пробормотала она, потупив взор. — А я оставила хворост. Надо вернуться за ним. Ты зайдешь потом повидаться с Рассветом?

— Пока нет. Нужно многое обсудить в совете.

— Рассвет там уже давно заседает. Домой приходит только поспать.

Надуа хотела спросить Странника, не женился ли он, но никак не решалась. Она никогда не говорила с ним о личном. Надо будет спросить Олениху — вот уж кто точно все знает. Надуа сделала шаг назад и помахала ему рукой. Потом они с Именем Звезды развернулись и медленно пошли через лагерь, обходя занятых своими делами людей. Надуа заставила себя не оборачиваться — она не хотела видеть его спину, когда он поедет своей дорогой, думая только о войне.

Но Странник не уехал. Он остановил Мрака и любовался изящной и плавной походкой Надуа. «Она наблюдала за Ищущей Добра и теперь сама стала ходить так же». Ей было тринадцать, и она была на три дюйма выше Имени Звезды, которая была годом старше. Юбка Надуа колыхалась на ходу, толстые блестящие косы до пояса раскачивались в такт шагам. Она могла поступать как ребенок, старающийся действовать по-взрослому, но внутри нее уже начинала раскрываться женщина. Странник чуть заметно улыбнулся и, слегка сдавив коленями бока Мрака, шагом направил его к типи совета. И, пока он ехал, обмениваясь любезностями с теми, кто окликал его, мысли его были не только о войне.

Странник изучал молодые лица, окружавшие костер совета. Пожалуй, Бизонья Моча мог немного утешиться тем, что он оказался прав: переговоры с белоглазыми, торги с ними всегда заканчивались одинаково. После каждой подобной встречи команчи становились слабее. За каждую полезную или красивую вещицу, привезенную белоглазыми, приходилось платить невиданную цену. «Никогда не подпускай белого к себе ближе, чем на расстояние копья, — подумал он. — И никогда не задерживайся с ним рядом дольше, чем нужно, чтобы снять скальп».

Как же молоды были эти новые военные вожди! И даже в свои двадцать шесть Бизонья Моча с взъерошенными косматыми волосами и выщипанными бровями казался моложе любого из них. Кожа у него была гладкая, как у ребенка, а черты лица — мягкие и округлые. Обычно он пытался хмурым видом скрыть женственную красоту больших черных глаз, однако ему редко это удавалось. Но Странник видел его на тропе войны: он был одним из лучших, одним из тех немногих, чьему суждению Странник доверял.

С самого утра, когда Странник вошел в типи и кивком поздоровался с Бизоньей Мочой, он молча сидел на скромном месте у входа. Он был северянином, квахади. Это была не его война. Он сочувствовал братьям, но понимал, что его племя, Антилопы, не могут оказать им почти никакой поддержки. Они считали, что лучше всего держаться от белых как можно дальше и бывать в их поселениях только с набегами. Они быстро наносили удар и растворялись в диких пустошах Столбовой равнины. Им всегда было неуютно среди холмов и рощ, не то что Лесному народу, как иногда называли пенатека.

Однако Бизонья Моча предложил великолепный план, нечто невиданное, и как раз он и был тем человеком, который мог этот план исполнить. На это стоило посмотреть, и в этом стоило поучаствовать. Теперь все мысли Странника были сосредоточены на совете. Он изучал по очереди каждого человека, оценивал его, пытаясь предсказать, как тот поведет себя в бою. Многих из этих воинов он никогда прежде не видел, и это его беспокоило. Бизоньей Моче