Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

В здании суда с крошечными зарешеченными окошками было нечем дышать. Если бы ненавистью можно было питаться, то отсюда никто не ушел бы голодным. Гонсалес был не из дураков — он остался стоять у двери. Полковник Фишер жестом прервал обмен любезностями и с места в карьер перешел к главному вопросу:

— Где остальные пленники? Мы знаем, что их у вас больше. Мы должны получить их всех, прежде чем продолжим переговоры.

Говорящий с Духами встал и выступил из круга раскрашенных вождей, бесстрастно восседавших в центре пустой комнаты. Вытянув перед собой морщинистую руку, словно успокаивая разбушевавшиеся воды, он высказал мнение своего народа. Он уже понял, что эти люди совсем не похожи на его доброго приятеля Ноя, и также обошелся без вступления:

— Наши сердца тяжелы оттого, что мы не можем сегодня вернуть других пленных. Многих удерживают те племена, которые не прислали вождей на переговоры. Но я лично постараюсь убедить их вернуть пленников. Для этого вы должны дать мне вещи, которыми я смогу за них расплатиться.

Говорящий с Духами нараспев перечислил по памяти список даров, длиною не уступавший тому, который озвучил Старый Филин. Он рассчитывал выкупать пленных по одному и получить за них больше, чем если бы отдал их всех сразу.

— Мы хотим жить в мире с белыми братьями. Мы укажем путь тем красным братьям, в чьих сердцах нет такой любви, как в наших. Мы расскажем им о вашей щедрости и вернем вам ваших людей. Вы довольны таким ответом?

Говорящий с Духами закончил речь дребезжащим голосом и царственно уселся, качнув набедренной повязкой. Гонсалес перевел его слова, а старый вождь внимательно слушал. У Говорящего с Духами неплохо бы получилось играть в покер. Но не блестяще. На его лице мелькнуло выражение удовлетворения, словно от хорошей комбинации карт.

Полковник Фишер выкрикнул команду, и дверь отворилась. Двенадцать солдат вошли и выстроились вдоль стены, взяв карабины наизготовку. Вожди беспокойно заерзали.

— Скажи Говорящему с Духами, что, пока пленные, все до единого, не вернутся, он вместе с другими вождями останется у нас в плену, — распорядился полковник Кук, второй уполномоченный.

Жирное смуглое лицо Алирио Гонсалеса побледнело от ужаса.

— Senor Согопеl[9], я не могу. Они нас всех перебьют.

— Говори, черт бы тебя побрал!

— Не могу, mi coronel[10].

— Говори, или я сам тебя пристрелю! — Терпение Кука лопнуло.

Положив руку на задвижку, Гонсалес выпалил перевод, выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь. С громким топотом он бросился через крыльцо под звуки выстрелов, боевых кличей и воплей.

Дверь снова распахнулась, и в проеме возник Говорящий с Духами. Он постоял секунду, вытянув руку, словно чтобы заговорить, и рухнул. Он лежал неподвижно, вытянувшись в полный рост, заливая сухой деревянный пол кровью из раны на затылке.

Англичане и мексиканцы Сан-Антонио замерли в изумлении, но команчи среагировали мгновенно. Первым пал окружной судья — крошечная детская стрела пронзила его выцветший черный сюртук чуть выше сердца. Из-под длинной бахромы женских пончо блеснули ножи. Техасские женщины с криками бросились бежать во все стороны, взметая длинными юбками облака пыли. Солдаты, расположившиеся поблизости, открыли огонь по семействам команчей, пытавшимся покинуть двор возле суда. Но их пули попадали не только во врагов. Вскоре люди начали запинаться о лежащие в грязи тела и падать прямо под ноги толпе.

Индейские мальчики вместе с воинами пытались прикрыть отступление женщин и детей, но оказались в ловушке в каменном лабиринте города белых. Те из техасцев, кто был без оружия, бросились за своими ружьями. Бой превратился в охоту на каждой улице, у каждого дома. Двое подростков спрятались в летней кухне, и вскоре ее окружила плотная толпа кричащих мужчин. Кто-то притащил бочонок скипидара и облил стены и крышу. Другой человек спокойно поджег строение сигарой. Когда огонь разгорелся и жар стал невыносимым, мальчишки, кашляя и задыхаясь, выскочили наружу. По обе стороны от двери их уже поджидали техасцы с топорами наготове.

Когда пыль улеглась и крики утихли, подсчитали потери: семеро белых были убиты, а десять — тяжело ранены. Погибли тридцать три индейца, а двадцать семь женщин и детей, многие из которых были ранены, согнали в городскую тюрьму. Одну из женщин, жену Говорящего с Духами, освободили в тот же день. Она должна была доставить послание.

— Гонсалес, скажи ей, пусть передаст своим: они получат семьи своих вождей, когда вернутся белые пленники. — Лицо полковника Фишера было суровым и торжествующим, словно у отца, только что наказавшего детей.

Теперь все получилось так, как он того и хотел. Эти люди понимали только язык силы. Гонсалес устало закрыл глаза. Белые пленники. Всегда только белые пленники. Коротышка-мексиканец знал, что Фишеру нет дела до соплеменников переводчика. Мексиканские женщины и дети тоже страдали. Некоторые из них были из тех семей, чьи мужчины сражались плечом к плечу с техасцами во время революции. Но, разумеется, дела до них было не больше, чем до чернокожих пленников. Гонсалес снова попытался урезонить обоих уполномоченных:

— Senor Coronel, я не думаю, что это удачная идея…

Полковник был готов взорваться. Его лицо покраснело. Этот тупой мелкий мексикашка осмелился перечить ему, человеку, прижавшему к ногтю всех южных команчей!

— Мы платим тебе не за твои мнения, Гонсалес! Переводи! Скажи, что на решение у них есть двенадцать дней! Если пленники к тому времени не вернутся, мы перебьем семьи вождей.

Переубеждать человека, облеченного властью и уверенного в том, что нет нужды задавать вопросы, раз у него есть все ответы, было делом безнадежным. Гонсалес прожил среди команчей пять лет. Он знал, как они ответят на ультиматум. Но его никто не спрашивал. Он пожал плечами и перевел речь полковника.

Жена Говорящего с Духами выслушала перевод с безразличным видом. Она бы легко обыграла собственного мужа в покер. На ее широком морщинистом лице не отразилось ни единой эмоции. Она приняла предложенный ей мешочек с едой, села на лошадь и медленно поехала на северо-запад, в сторону поросших деревьями холмов, по направлению к лагерю.

— Прошу выплатить мне причитающееся немедленно, mi coronel, — произнес Гонсалес и еле слышно добавил по-испански: — Все тридцать сребреников.

— Получишь через несколько недель. Мы должны направить письменный запрос на оплату и передать его законодателям. На это требуется время, а у нас есть более важные дела.

Последние слова Кук сказал уже в спину