Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон

Громко рыдающая жена Говорящего с Духами подъехала к крайним типи огромного лагеря. Ее руки были изрезаны в знак скорби, а спина лошади вымокла от крови. Команчи окружили ее, подхватывая плач по мере того, как известие распространялось. Всю ночь слышались крики; мужчины сидели, раскачиваясь вперед и назад, плача и стеная под накидками из шкур. Когда наступило утро, три женщины были мертвы — в скорби они порезали себя до смерти. Потом начался забой лошадей. Такой масштабной скорби не бывало уже много лет, а с катастрофами такого масштаба пенатека не сталкивались еще никогда.

Они потеряли почти всех своих предводителей. Два дня ушло на то, чтобы забить мулов и лошадей, принадлежавших вождям. Их крики смешивались с криками команчей. Наконец трупы животных усеяли все вокруг, и к звукам смерти начал примешиваться и ее запах. Деревня походила на разграбленный город. Оставшиеся без руководства воины бросились мстить жителям города. Зараженные их истерикой женщины обратили свой гнев на несчастных пленников, которые не были приняты в племя. Всех их, детей и взрослых, раздели и привязали к кольям, вбитым в каменистую землю. Их пытали всю ночь, смеясь над их криками и мольбами о милосердии.

Рассевшись вокруг пленных на корточках, словно вороны над падалью, женщины срезали с них плоть, кромсали и калечили. В конце концов их медленно сожгли заживо, начав с раздробленных и раздавленных пальцев на руках и ногах. Вместе с остальными под холодной луной погибла в ужасных мучениях и шестилетняя сестра Матильды Локхарт. С ними же умерла и любая надежда на мир и доверие между техасцами и команчами-пенатека. В последующие месяцы обе стороны глядели друг на друга через стену ненависти, куда более высокую и прочную, чем известняковые стены Сан-Антонио. Теперь команчи стали совершать набеги не ради забавы, не ради добычи и даже не ради обороны. Они жаждали крови.

Разбивая деревянной мотыгой комья сухой каменистой серой почвы, Гонсалес понимал, что ему не следовало выходить в поле. Он знал, что по холмам вокруг Сан-Антонио рассеяны отряды команчей, которые в ярости были готовы убить, бесцельно и беспощадно, любого беззащитного глупца. Но со дня бойни в здании суда прошло уже два месяца. Одной из белых пленниц удалось избежать гибели от рук команчей и пробраться в Сан-Антонио. Так горожане узнали об обугленных телах, усеявших холмы вдоль реки, но они не могли добраться туда, чтобы похоронить погибших. Не смогли они и заставить себя подвергнуть той же участи индейцев, оказавшихся в их руках. Не желая убивать заложников, военные позволили разобрать их по домам Сан-Антонио, чтобы сделать из женщин прислугу. Но женщины и дети команчей поодиночке ускользали из города и возвращались к своим племенам.

Была весна и уже близилось лето. Гонсалес понимал, что если не засеять поле, то и собирать будет нечего, и тогда вся семья будет голодать. За услуги переводчика правительство с ним до сих пор не расплатилось. Если он засеет поле сейчас, осенью у жены и детей хотя бы будет еда и что-нибудь на продажу. Если, конечно, команчи дадут им собрать урожай.

Жена и дети Гонсалеса укрывались в городе. Без них однокомнатный хакаль — хижина из кривых можжевеловых ветвей — казался совсем заброшенным. В окне без стекол чуть колыхалась драная выцветшая занавеска. Деревянная ставня, висевшая на одной петле, постукивала на ветру. Внезапно Гонсалес услышал другой звук: топот копыт донесся раньше, чем над гребнем холма, словно из-под земли, выросли наконечники копий. За ними показались головы воинов и их лошадей. Гонсалес обернулся и с мотыгой наперевес приготовился к бою.

Тем вечером он не вернулся к семье, а наутро вооруженный отряд мексиканцев вышел из города, чтобы привезти то, что осталось от его тела.

Он стал последним погибшим на этой территории. Пенате-ка покинули холмистую местность, по которой странствовали две сотни лет. Жители Сан-Антонио вернулись к повседневной жизни, радуясь тому, что «бойня в Доме Совета», как прозвали эту резню, наконец-то завершилась. Теперь они могли похоронить обугленные тела, полуприсыпанные землей. Они были довольны, что команчи признали поражение и ушли на север. Техасцы были уверены, что больше их никто не побеспокоит.

Лагерь Пахаюки распух еще больше из-за беженцев с юга. Каждый день прибывали все новые и новые команчи с обрезанными волосами и искаженными скорбью лицами. Они были в отчаянии и боялись, что никогда не смогут заменить вождей, которых потеряли. Они потянулись к Осам, чтобы обратиться за помощью к единственному оставшемуся вождю пенатека, способному повести их в бой. Пока изможденные женщины ставили типи, мужчины направились прямиком к жилищу Бизоньей Мочи. Те, кто не вместился в типи, расселись на корточках возле входа, покуривая трубки и дожидаясь решения совета. Переговоры шли три дня, но в окончательном решении никто не сомневался с самого начала. Команчи уже готовились к войне. Им не нужно было ждать, пока Копье проедет по лагерю с официальным объявлением.

Слух незаметно расползся по лагерю, несмотря на завесу тайны, окружавшую совет. Позор и скорбь будут смыты кровью белых. Настроение в лагере стало меняться от отчаяния к мрачному воодушевлению. Непрерывно, день и ночь, били барабаны. Охотничьи отряды отправлялись каждый день и в изобилии привозили мясо. По всей деревне вырос частокол сушильных стоек. Женщины собирались возле своих типи, чиня и украшая лучшие наряды своих мужчин. Они чистили их, втирая белую глину, оставляя ее сохнуть, а затем счищая щетками. Мужчины ремонтировали свое снаряжение, и повсюду стоял едкий запах клея. Лагерь гудел от песен воинов, каждый из которых призывал своих собственных духов помочь в предстоящей битве.

Скрыть участь пленников, умерших в мучениях под полной луной в ту страшную ночь на окраине Сан-Антонио, было невозможно. Двух белых мальчиков пощадили — их семьи отказались с ними расстаться. Они и рассказали Надуа и Имени Звезды, что произошло. Надуа вернулась в свое типи, одеревенев от ужаса. Она не в силах была даже говорить о том страхе, который ее охватил, но Знахарка почти сразу это заметила:

— Что случилось, малышка?

— Двое тоси туйнапа, белых мальчишек, рассказали мне об убийстве белых пленников.

— Ты же не думаешь, что тебя тоже убьют?

— Откуда мне знать? Они ненавидят техасцев. У них есть на то причина. А я тоже из техасцев.

— Нет, малышка. Ты не из техасцев. Ты — нерм, одна из Народа. Никто не причинит тебе вреда. Никто не смотрит на тебя с ненавистью. Твоя большая