Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин

– Небо посветлело?

– Нет.

– Шторм усилится?

– Нас ждет тяжелая ночь, – предрек Сан-Мартин. – Хорошо бы засветло устранить течь.

– В трюме темно, словно в Преисподней, конопатчики проверяют швы на ощупь.

– Это не дело, – заглушая шум волн, крикнул штурман, – легко пропустить дыры.

Мескита пожал плечами, показал на насосы.

– Не успеваем? – догадался Сан-Мартин.

– Когда упадет вода, Элорьяга с Эрнандесом осмотрят днище. Вероятно, течет у киля в носовой части.

– Надо переложить груз и поднять нос, – предложил кормчий.

– Это не поможет, – капитан кивнул на волны.

Штурман согласился.

– Сеньор капеллан, – позвал Мескита, – поберегите силы для богоугодного дела!

– А? – не понял доминиканец.

– Призовите на помощь святых!

– Вы полагаете, они выкачают воду?

– Умиротворят стихию.

– Предоставьте молитву отцу Антонию! – ответил священник. – Небось, стоит сейчас на карачках с полными от страха штанами!

– Антоний смелый человек, он крепок верой, – заступился за францисканца португалец.

– Зато я – силой! Господь любит крепких, а не убогих! Отслужим мессу, когда заделаем щель!

* * *

Шторм бушевал всю ночь. Люди валились с ног от усталости, их сменяли отдохнувшие моряки, подкрепившиеся двойной порцией вина и вяленой рыбой. Терпкий херес давал мало тепла для борьбы с пронизывающим ветром. Под вой и свист ветра, под грохот волн в кромешной темноте монотонно работали насосы. При свете фонарей конопатчики искали гниль, выпавшую из пазов паклю. Мескита не отходил от них, ползал на четвереньках, простукивал доски. Элорьяга неотлучно следовал за капитаном. Перебрав запас ругательств, включая нормандских, кормчий проклинал бурю. Волны били в обшивку, грозили проломить бешеным напором. Люди старались не замечать зловещих звуков, ведь ночью шторм выглядит страшнее, небо – ниже, волны – выше. Казалось, еще миг – и молнии разорвут мрак, грянет гроза. Низкое атмосферное давление вызывало физическое ощущение страха даже у опытных моряков и старых офицеров. Ждали чего-то ужасного, готовились к худшему.

Слабые духом разбудили спящего крепким сном доминиканца, потребовали исповедать и причастить. Де ла Рейна зарывался с головой в сырое одеяло, вертелся на тюфяке, проклинал назойливых моряков, обещал исполнить просьбу на рассвете. Ему подали крест с Евангелием, подняли на ноги. Священник осенил всех разом, плюнул на паству, повалился спать. Поразительная наглость отрезвляюще подействовала на людей. Они решили, будто проповедник не станет вести себя подобным образом накануне гибели, следовательно, бояться нечего.

Сан-Мартина на палубе поочередно сменяли Родригес де Мафра, Херонимо Герра, Антонио де Кока. Вахтенные не выдерживали изнуряющей работы с коромыслами в насквозь промокших, пропахших солью дерюжных куртках, мерзко липнущих к разгоряченным телам, натиравших плечи и руки. Никто не знал, куда несло каравеллу. По шуму волн пилоты не чувствовали близости берега. Одинокими звездочками вспыхивали сигнальные огни кораблей, поддерживали, звали за собой. Беспорядочная волна и сильный ветер мешали лавировке.

К утру Мескита забылся тяжелым сном. Слуга снял с бесчувственного капитана сырую одежду, накрыл сухим одеялом. Элорьяга оказался крепче. Сдал команду Эрнандесу, поднялся на палубу к помпам. Серый рассвет растекался по водной пустыне, земля исчезла. Хуан поднял голову и над стеньгами мачт увидел не сине-черное, застрявшее в реях небо, а разгоравшуюся на востоке бледную дымку. Ему захотелось полюбоваться солнцем, поднимавшимся с северо-востока, со стороны Португалии, родины сорока двух соотечественников адмирала, переживших штормовую ночь, но он вспомнил о Меските и пошел к нему в каюту.

* * *

Двое суток на «Сан-Антонио» заделывали щели, устраняли течь. За эти дни погода улучшилась, эскадра вернулась к берегу Буйная зелень Монтевиди редела, пошли голые камни, безлесные холмы. У тридцать седьмого градуса южной широты береговая линия круто повернула на запад, как на северной стороне устья Ла-Платы. Люди воспрянули духом, появилась надежда до зимы обнаружить пролив.

Магеллан достал заветные портуланы. Беззвучно шевелил губами, сжимал челюсти, почесывал ногтями бороду, изучал пергаментные и бумажные листы, считал лиги и градусы. Очень уж хотелось поверить в ошибку картографов, указавших проход на три градуса выше к экватору. Если учесть неточность счислений, допускавших и более серьезные погрешности, то ошибка выглядела естественной, ведь не каждая флотилия имела прекрасных штурманов-астрономов, как Андрее де Сан-Мартин и Франсиско Альбо. Смущало упоминание о реке, но она могла находиться где-нибудь неподалеку. Впрочем, на других картах река отсутствовала. Что ждет эскадру впереди? Надо ли рисковать, подходить к скалистому берегу?

Пробы воды принесли уверенность, будто корабли находятся на правильном пути. Соленые мутноватые волны, свидетельствующие об илистом дне, подгоняли каравеллы в корму, увлекали флотилию на запад, прижимали к земле. Соленая вода лучше вина кружила головы, туманила сознание, притупляла чувство осторожности. Берег изогнулся к Южному морю, вода стала, как у мыса Доброй Надежды. Адмирал принял решение подойти к земле, чтобы не пропустить долгожданный пролив.

На разведку послали мелкие суда – «Сант-Яго» и «Викторию», – прочие плыли мористее. Двое суток осторожно ползли на запад, непрерывно производили промеры глубин. На ночь вставали на якоря, тревожно прислушивались к шуму ветра, плеску волн, опасались, как бы не налетел шторм, не разбил корабли о скалы. Однако, как ни старались лоцманы предусмотреть изменение дна, как ни следили дозорные с мачт за поверхностью океана, произошли крупные неприятности: плывшая у берега «Виктория» наскочила на подводные камни.

Резкий удар в корпус повалил с ног вахтенных. Вашко Гальего вскрикнул от неожиданности и боли, ибо догадался о случившемся несчастье. Ему почудилось, будто не корабль ударился о скалу, а его собственное тело врезалось в острые камни. Он упал головой в нактоуз, разбил стекло, глубоко разрезал кожу на лице. Кормчий закричал изо всех сил, приказал матросам рубить концы парусов, заклинить руль, скинуть с кормы дополнительный якорь, чтобы ветер и волны не разворотили корпус еще сильнее. По случайности, конец пера руля зацепился за что-то твердое. Санчес де Родос и Диего Кармона уперлись в рукоять румпеля, удержали «Викторию». Она покачивалась, грозила развернуться на камне по ветру.

– Николай, скорее неси якорь! – завопил штурман, не замечая боли, размазывая кровь по лицу— Держи, держи родимую! – молил рулевых.

Николай Грек и Педро де Толоса волоком притащили легкий якорь.

– Завести бы на лодке подальше, – предложил Педро.

– Бросай! – приказал Вашко, с трудом поднимаясь на ноги.

– О Боже, что у вас с лицом? – испугался Диего.

– Бросайте, чего медлите?!

Матросы приподняли якорь на фут, но выше не смогли.

– А, черт, – выругался Гальего, – давай помогу!

Втроем они с трудом перевалили якорь за борт, проломили тонкие поручни юта. Якорный канат дернулся, наспех уложенная бухта спуталась, упала в воду. Матросы растерялись.

– Ныряй, Диего! – велел штурман.

– Я… Я… – заколебался матрос.

– Ныряй, говорю! – скомандовал Вашко