Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин

Ранним утром конца января, когда тьма поспешила на запад, оставив после себя туманную серую дымку, дозорные «Тринидада» заметили призрачные паруса. Подходил «Сант-Яго», но почему один? Магеллан вышел на палубу. Там собрались старшие офицеры и вахтенные матросы. Дуарте зевал, ждал у борта. Эстебан переминался с ноги на ногу. Пунсороль подтягивал штаны. Альбо заметно нервничал. Отец Антоний крестился, шевелил губами, хмурил брови. Пигафетта неотрывно глядел на знакомый корабль.

Каравелла медленно подплывала к Монтевиди. Выгоревшие на солнце паруса разрастались мыльными пузырями, по ним лениво ползали вымпела. Маленькое легкое пятнышко на горизонте превращалось в двухмачтовое судно с тридцатью пятью матросами на борту. Напрасно встречающие команды искали радужные цвета победных флагов, их не было среди будничной одежды корабля. Месячный труд не увенчался успехом, не стал предвестником триумфа.

Адмирал разочарованно смотрел на возвращение разведчика, с нетерпением ждал сообщения о втором корабле. Ощущение угнетающей неизвестности висело в воздухе, давило встречающих, глушило радостные крики приветствий.

Эстуарий Ла-Плата.

– Здесь нет пролива, – сказал Дуарте. – Мы должны были догадаться об этом в первый день.

– Люди склонны верить в то, что им хочется иметь, – молвил Эстебан. – Молва обманула Фуггеров.

– Перестаньте! – упрекнул Пунсороль.

– Мы не на похоронах, – встрепенулся Барбоса. – Завтра пойдем на юг, не так ли, сеньор капитан-генерал?

– Где «Виктория»? – забеспокоился Пигафетта.

– Скоро узнаем, – хмуро произнес Альбо.

– Бог вел их через пучину… – начал Антоний.

– Через пресную лужу, – перебил Дуарте.

Священник замолчал.

Неожиданно громко рявкнула пушка – «Сант-Яго» салютовал эскадре. Недружно ответили каравеллы. Матросы Серрана шумно приветствовали товарищей, им отвечали нестройные голоса: «Почему одни?», «Что с «Викторией»? Вахтенные «Сант-Яго» убрали паруса, готовили якоря. Судно потеряло скорость, вклинилось между «Тринидадом» и «Сан-Антонио». Магеллан заметил Серрана. В просторной рубашке поверх штанов, капитан стоял у мачты, наблюдал за укладкой каната.

– Где «Виктория»? – не вытерпел Пунсороль.

– Подойдут к полудню, – приложив руки ко рту, крикнул Жуан.

Он что-то добавил, но его не слушали. Вмиг все изменилось. Канониры бросились к пушкам, радостно палили, приветствовали «Сант-Яго» со счастливой вестью о благополучной судьбе второй каравеллы. Матросы кричали: «Да здравствует Кастилия!», «Слава императору Карлу!», махали руками, лезли к лодкам и без позволения офицеров отправились на «Сант-Яго». Поддавшиеся ликованию кормчие поздравляли товарищей, желали здравия адмиралу. Францисканец громко читал благодарственную молитву. Дуарте беспричинно смеялся, грозил Жуану кулаком, говорил соседям, будто не сомневался в Серране, что утонуть в заливе или погибнуть от индейцев мог лишь осел, а не сподвижник Васко да Гамы. Пигафетта трещал по-итальянски, поминал Богоматерь и еще кого-то. Альбо оглушительно хлопал в ладоши, у Моралеса выступили слезы. Магеллан величественно выпрямился и молча взирал на толпу, отвечал на приветствия.

Жуан с отчетом прибыл на флагман. Фернандо заперся с капитаном в каюте. Вечером в честь возвращения кораблей на берегу отслужили торжественную мессу, команды получили по дополнительной кружке хереса.

На следующий день с утра общими усилиями устраняли неполадки на подошедших каравеллах. Адмирал осмотрел состояние судов, запасы продовольствия. Похвалил Серрана за рыбу заготовленную на вечерних стоянках, поругал Мендосу за сырой трюм, велел срочно найти течь. На берег вынесли полевую кузницу, приобретенную в Бискайе за 9 147 мораведи. Дымила печь, подручные раздували меха, переворачивали в огне тяжелые лапы якорей, прочные скобы, длинные гвозди. Кузнецы гнули шарниры, правили наконечники копий, чинили поврежденные доспехи. Глухой низкий перезвон молотов о наковальни перемежался с веселыми легкими ударами молоточков, шипением воды, охлаждавшей оранжево-малиновый раскаленный металл.

На поверхности моря у кораблей плавали стружки, щепы, обрезки досок. Отдохнувшие плотники и конопатчики помогали товарищам на «Сант-Яго» и «Виктории», меняли растрескавшиеся и подгнившие плахи, простукивали швы. Матросы центровали мачты, ослабляли блоки, перетягивали ванты. Вершковыми иглами чинили паруса, латали дыры, подшивали оторвавшиеся риф-стеньги, укрепляли люверсы. Чайки кружились над каравеллами, хватали на лету сметенный за борт мусор.

Туземцы издали наблюдали за приготовлениями испанцев. Попытки захватить пленных не имели успеха – осторожные каннибалы бесследно исчезали, не прикасались к дарам. По ночам на берегу зловеще загорались костры, слышалось ритуальное пение. На кораблях выставляли усиленную охрану, вспоминали ужасную судьбу Солиса. Умытое обильной росой теплое утро разгоняло опасения. На пустынном берегу пятнами чернели следы кострищ с золой и головешками. Белые птицы расхаживали вокруг, клевали объедки.

На начало февраля адмирал назначил совет, велел капитанам со старшими кормчими явиться на флагман. Необходимости в совещании не было. Все склонялись к мысли искать пролив у сорокового градуса, отмеченного на немецких картах. Магеллан последовал армейской традиции, сохранил видимость демократии.

В Южном полушарии заканчивалось летнее время года, в запасе имелось два-три месяца хорошей погоды, позволявшей исследовать сотни километров побережья. Отремонтированные корабли с большими запасами продовольствия и отдохнувшие команды ждали приказа выйти в море.

В назначенный час лодки капитанов причалили к «Тринидаду», офицеры чинно поднялись на палубу. После изысканных приветствий и короткой молитвы моряки уселись на лавки за сдвинутые столы, покрытые красной тканью, предназначенной для торговли с туземцами, выслушали речь капитан-генерала. Подобно индейским царькам, Магеллан сидел во главе стола на малиновом резном троне, вещал истины, важно почесывал растопыренными пальцами бороду, причмокивал толстыми губами, слегка покачивал головой в такт речи. Адмирал попросил присутствующих высказать свои мнения относительно дальнейшего пути экспедиции. Офицеры единогласно выступили за продолжение поисков пролива. Командующий внимательно выслушал подчиненных, согласно кивал головой или делал замечания. Однако не обошлось без неожиданностей.

Когда очередь дошла до Кесады, он поддержал общее мнение, но заявил, что если в ближайшие месяцы пролив не обнаружим, то на зимовку нужно вернуться в Испанию, или хотя бы в мирную гавань бухты Святой Люсии. Мендоса присоединился к нему. Возникла опасность коснуться в разговорах вопроса о возвращении в Севилью. Адмирал поспешил вмешаться, укрепить уверенность в лучезарном будущем. Совет закончился речью капитан-генерала, пообещавшего впереди доходы и славу, а пока угостившего офицеров обильным ужином.

Несмотря на бодрый тон командующего, люди почувствовали, что прежней твердости у него нет, секретная карта – лжива. Ореол сумрачного, таинственного носителя драгоценной истины померк, уступил место образу обыкновенного человека, возведенного королем над прочими. Отныне португальцу придется добиваться авторитета личными качествами, знаниями и опытом, умением вести корабли, сражаться на суше с индейцами.

Магеллан понял это и не растерялся, не выказал слабости и нерешительности. Подтвердилась необходимость жестких мер для устранения от руководства Картахены и назначения на «Сан-Антонио» Мескиты, а также наличия строгой дисциплины, купеческой расчетливости, аккуратности в подготовке