Фернандо Магеллан. Том 1 - Игорь Валерьевич Ноздрин

там, у тридцать восьмого градуса южной широты, прохода не оказалось. Большой залив Баия-Бланка (Эль-Ринкон) глубоко вклинивался в побережье. Вода в заливе была спокойнее, но ветер шумел, как в открытом океане. Корабли опустили паруса. Вахтенные команды приготовились к шторму.

Небо чернело, усиливавшийся ветер гнал с моря огромные волны. Они рядами накатывались на берег, водопадом сокрушали гладкие блестящие камни, пенными потоками стекали в глубину, увлекали за собой крупную гальку, песок, обломки деревьев, отчего побережье выглядело живым, двигающимся, шуршащим, кричащим. Серо-коричневые водяные горы прокатывались под килями кораблей, приподнимали тяжелые широкие корпуса, раскачивали с носа на корму, норовили перевернуть вверх днищем. Надежный балласт удерживал каравеллы в равновесии, возвращал в устойчивое положение. Якорные канаты напрягались струнами, затем слабели и провисали, когда судно сползало с гребня, низко наклоняло утлегарь бушприта навстречу новому потоку. И все же, опасность с одной стороны не так страшна, как на болтанке в океане, когда не знаешь, откуда раздастся разрушительный удар в остов корабля.

Штормовой ветер гудел в снастях, срывал пену с гребней волн, швырял в лицо холодные брызги, валил с ног зазевавшихся матросов. По небу неслись облака, заволакивали горизонт, вытесняли свет, сгущали сумерки, но молнии еще не слетелись, не сплелись в огненный клубок, – гроза не начиналась. Темно-синие тучи не задерживались над гаванью, спешили омыть, усмирить песчаные бури на западе в полосе аргентинских степей. Между облаков возникали просветы, золотым дукатом вспыхивало яркое солнце, преображало и окрашивало бушующее море с растерзанным берегом. Пронзенные лучами валы светились янтарным цветом, голубой бирюзой, изумрудной зеленью. Краски переливались, смешивались, переходили одна в другую, творили новые, исчезали, возрождались белизной на гребнях. Однообразная серость на берегу превращалась в желтый песок, красноватые камни, зеленую траву, изгибавшуюся волнами под порывами ветра. Казалось, теплый свет растопит облака, разутюжит океан, обогреет землю, но дыры закрывались, темнота сгущалась, заволакивала мир, делала унылым, скучным, воинственным.

Ночью разразилась гроза. Молнии хороводом плясали над бухтой, опускали кривые ноги в черное бушующее месиво. Удары грома перекатывались по берегу, тонули в волнах. Капли заглушали буханье валов и шум осыпающейся гальки, долбили палубу. Дождь усиливался и слабел, будто огромное облако качалось над флотилией, уходило в степь, возвращалось в гавань. А когда из него вылилось больше половины воды, зависло над кораблями и тоскливо заплакало мелкими слезами.

К утру шторм стал понемногу стихать. Ветер хозяйничал в реях, грозил унылому дождю, гнал на берег обмякшие посеревшие облака. Они лениво уходили с небосклона, оставляли после себя легкую серо-голубую дымку над коричневым от ила и песка морем.

Пришло время подумать о маршруте экспедиции. Магеллан решил искать пролив у сорокового градуса южной широты, где о нем упоминает «Копия новых вестей из Бразильской земли». Это сообщение в начале XVI века торговый представитель Вельзеров послал из Лиссабона в Аугсбург. Там его напечатали на немецком языке, и в таком виде оно разошлось по свету. Чтобы не терять дни на промеры глубин и не наскочить на камни, 13 февраля адмирал приказал выйти в открытый океан, взять курс на юг.

Глава XXXII

Еще одно разочарование

Пояс субтропический Пампы остался позади, воздух похолодел. Ощущалось приближение осени. Течение западных ветров несло с низких широт воздушные массы Антарктики, промозглые зябкие туманы. Солнце всходило за кормой на северо-востоке, низко плыло над горизонтом по сгустившемуся небу, тонуло в темных неприветливых волнах, набегавших на него, давивших тяжелыми мощными валами. Если раньше океан помогал плаванию, нес суда на юг, то теперь повернул вспять, шел навстречу эскадре, гнал каравеллы назад. Суеверные матросы с опаской поглядывали на упорное сопротивление Атлантики, не желавшей пустить корабли у берегов Бразилии ниже южной оконечности Африки.

С помощью световой сигнализации флотилия день и ночь продвигалась к сороковому градусу. Бортовые огни каравелл светлячками расползались по морю, купались в волнах, сливались на гребнях с чужими звездами. Мелкая озябшая Луна стремилась скорее убежать в теплые края. Новые созвездия проплывали над головой, ломали астрологические предсказания звездочета Сан-Мартина, расплывчато и туманно предрекавшего победу. Звезды вели корабли на запад по устью Ла-Платы, обещали пролив в заливе Баия-Бланка, манили к Южной земле. Им верили, на них надеялись.

Бессонными ночами, когда боль раскаленной иглой пронзала ногу, растекалась жаром и подергивала за ниточку нерва, Магеллан выучил наизусть звездные карты Региомонтана, гороскопы Фалейры, арабские глобусы. Небо вращалось над головой, пересекало океаны и материки, правило людскими судьбами. Никто и ничто не прекратит его полет, как приливы и отливы морей, представляющих единый Мировой океан.

В крохотной капитанской каюте «Консепсьона», обставленной скромной точеной мебелью, обитой коричневой кожей, Кесада играл в шахматы со штурманом Элькано. Похудевший болезненный испанец, тяжело перенесший последние штормы, нервно подергивал запущенной бородкой, спускавшейся клинышком к черной меховой куртке. Тонкие желтые пальцы вздрагивали, ощупывали фигуры, рывками передвигали по полю, сжимались в кулак, прятались в широких просторных рукавах. Его лихорадило.

– Двадцать дней прошло с тех пор, как покинули Монтевиди, а мне кажется, будто я давно мерзну в этом гробу, – Кесада раздраженно посмотрел на резные цветы деревянных панелей, наглухо закрытое окно, с квадратной рамой и мутными стеклами. – Какая сырость! Я не предполагал, что на море может быть так противно.

– Капитан-генерал обещал провести зиму на островах, – безразлично заметил кормчий.

– Здесь все перевернуто с ног на голову, – продолжил Кесада. – В январе – лето, в марте – холода. Офицеры откачивают воду, канониры рассуждают о святом зачатии. Вчера я вышел на палубу погулять, а там Ганс спрашивает цирюльника: «Когда появились на Земле священники и дворяне?»

– Что он ответил?

– Не успел.

– Почему?

– Я не потерпел богохульства.

– Ударили его?

– Немного.

– Избили, – заключил баск.

– Матросы обнаглели в последние дни, – пожаловался Кесада, передвигая коня и грозя белому королю. – Вы играете невнимательно, – добавил он, забирая фигуру баска.

– Они раздражены неудачами Магеллана. – Себастьян поставил на место черного коня свою ладью. – Желаете вернуть фигуру, сделать ход заново?

– Нет, в жизни ничего не переиграешь, – промолвил Кесада. – А вы довольны капитан-генералом?

– Он произвел меня из боцмана в штурманы.

– Это я сделал вас офицером, – перебил Кесада.

– Я с двадцати лет плавал капитаном, – спокойно возразил кормчий. – Ваш ход, сеньор Кесада.

Испанец наугад передвинул пешку.

– Торопитесь, – сказал Элькано и забрал у него еще одну фигуру.

– Вы опять выигрываете! – осерчал Кесада. – Пользуетесь моей болезнью.

– Вы и раньше плохо играли. Не умеете просчитывать ходы.

– Я отказываюсь продолжать, – надулся Гаспар и откинулся на спинку стула. Бородка жалом выгнулась в сторону соперника.

– Правильно сделаете, –