Дочери служанки - Сонсолес Онега

Бико, и его людях, и о себе самой. Ей было немного не по себе, но в то же время она чувствовала и некое удовлетворение, потому что эта поездка позволяла ей оставить позади тот факт, что она дочь служанки и пьяницы или что она дочь служанки и хозяина замка, – она будет играть роль женщины без происхождения, но с прошлым.

Она вспомнила все деяния, совершенные под ее именем. Период между лесопилкой и сардиной, потом были киты. Кашалот с серым янтарем, обогативший сеньоров Вальдес настолько, что им было совестно считать деньги.

Она вспомнила донью Инес и рассказы, которые та сочиняла, когда они вдвоем сидели в библиотеке. Она рассказывала про жизнь, в которой, с точки зрения Клары, любые испытания были обоснованы. Наконец, ее брак с Хайме; «Почему я сказала «да»?» – спросила она себя вслух; младенец, родившийся мертвым, дочка, которая могла бы у нее быть, но которой не было.

– Природа отомстила дону Густаво, – заключила она сквозь слезы. – Это могла быть только месть.

До того момента она не решалась произнести эти слова. Потерять ребенка, который мог бы стать смыслом ее жизни, было «лучшим», что могло произойти. Хотя она выразилась бы по-другому, но, как говорил дон Густаво, что ни делается, все к лучшему. Еще она вспомнила момент, когда он посмотрел ей прямо в глаза и осенил крестом ее лоб. Клара тогда ничего не поняла и не придала этому значения. Она увидела его в ногах больничной койки, благословляющим мертвую девочку. Она тогда представить себе не могла, что это был кровосмесительный союз брата и сестры. От этого воспоминания ее бросило в дрожь.

– Бог мой, откуда я могла об этом знать?

Дон Густаво трусливо молчал и в конце концов обрушил это проклятие на всезнающего доктора, но в реальности тайное свидетельство умирающего ничего не меняло.

От долгого сидения за рулем у нее начала болеть спина. Сказывался возраст. Она уже далеко не молода. Более того, прошедшее время с его жестокостью навсегда украло у нее вечную молодость. Она впервые почувствовала, что у нее нет иммунитета к старости.

Она мысленно призвала Сельсо, но никаких знаков от него не последовало. Возможно, ей нечего было сказать. Клара никогда не была в Томиньо и ни разу не посетила кладбище, где, может быть, была каменная плита с высеченным на ней его именем.

А может, никакой плиты не было.

А ведь Томиньо находился на расстоянии не более двадцати пяти километров от Пунта до Бико, к югу от него, на границе с Португалией. Донья Инес обещала, что когда-нибудь они туда съездят, но за бесконечными делами прошло больше сорока лет после кораблекрушения «Санта-Исабель». Клара утешала себя тем, что когда-нибудь настанет день и ей удастся об этом забыть. Никто не мог разрушить ее память, единственное прибежище, где Клара чувствовала себя в безопасности от демонов. Эта была короткая любовь, они даже не переступили грань и не познали взаимной физической близости.

«Мы даже не знали толком, кто мы, а кажется, прожили вместе всю жизнь», – подумала она.

Все осталось в любовном дневнике, который состоял уже из двух десятков тетрадей, но перечитывать его она не могла, поскольку оказалось, что все, в нем написанное, основывалось на лжи.

Она доехала до Аревало.

Оставалось пересечь горы, окружавшие провинцию Мадрид, где она надеялась найти современную цивилизацию и роскошь. Она представляла себе это, читая в газетах хронику наплыва в столицу жителей Эстремадуры, Андалузии и Кастилии де ла Манча. С севера люди ехали меньше, потому что земля и море все еще могли прокормить целые семьи.

Она подумала о Пласидо.

Она почувствовала гордость за то, что ей удалось отдалиться от него и превратить в далекое воспоминание о том, что было когда-то, – и все. Красивые сумерки перед наступлением ночи.

И, однако…

Ей захотелось его увидеть.

Новостей о нем у нее не было. Она подумала, он, возможно, не захотел снова впутываться в супружество и отвлекать ее от «Светоча». А может, он уже забыл о ней и о поцелуе, соединившем их в саду замка. В конечном счете, они были вместе не так долго, чтобы думать о влюбленности. Такое, сказала себе Клара, происходит только с работницами фабрики, несведущими в вопросах любви, как выяснила Реме.

Она почувствовала себя такой же, как они.

Всю свою жизнь она работала, искала того, кто ее полюбит, и читала забытые книги, чтобы чему-то научиться.

И терпела.

И вот, на невозвратном повороте лет, у границ города, расстилавшегося перед ней, она ощутила на своих плечах всю тяжесть своего служения и жертвенности.

За последний час поездки она внимательно изучала окружавший ее пейзаж. Все здесь было для нее новым. Долина павших[97], куропатки на склоне холма, спускавшегося к реке Мансанарес, позади слева Эль Пардо, любимая резиденция Франко. Королевский дворец, кафедральный собор Альмудена и купол собора Святого Франциска Великого украшали въезд в столицу со стороны Университетского городка. Она проехала мимо правительственного дворца Монклоа по бульварам, похожим на сады, останавливаясь там, где это было возможно, чтобы спросить у постовых, где находится улица Маркиза де Уркихо. Ее акцент вызывал у них улыбку, и это было для нее неоспоримым доказательством того, что ей необходимо было преодолеть это расстояние, чтобы успокоить душу, а если повезет, решить, что делать со всей этой полуправдой, на тот момент единственной, которая была ей известна. Она поняла, что пробуждала в окружающих некий образ, в существование которого сама не могла поверить: они приписывали ей незнакомые переживания и ощущения, никогда ею не испытанные.

Впервые в жизни, вдали от дома и от тех, кто хоть что-то знал о ней, она почувствовала, что свободна.

Она выбрала отель «Тироль», потому что он находился поблизости от конторы Жана Вильяруа, на углу улиц Сагаста и Лючана, неподалеку от площади Бильбао. У нее все было записано: время встречи – десять утра, имя секретарши, у которой она могла что-то спросить, и номер телефона на случай, если возникнет нечто непредвиденное. В поездке ее преследовала такая печаль, она столько всего переосмыслила, что у нее не было времени обдумать и запомнить главные фразы, которые должны были помочь ей растопить лед, чтобы заключить сделку. Она нервничала, но не знала, кто был тому причиной: бельгиец, дон Густаво, Хайме или она сама.

Или Пласидо.

Когда она приехала в отель, в Мадриде смеркалось. У стойки портье она выполнила необходимые формальности и поднялась в номер, предоставленный ей служащим, который проводил